Коммуналка: Добрые соседи
Шрифт:
На всякий случай.
А то после скажут, что прогуляла.
— Думаю, этот вопрос мы уладим, — он умел улыбаться. И руку на сей раз подал так, как надлежит подавать даме. — В этом городе есть приличный ресторан?
— Есть, — Эвелина поднялась.
Рука оказалась крепкой.
Теплой.
И вдруг подумалось, что, если бы ее, Эвелину, пригласил не этот подозрительный до крайности генерал, но тот новый жилец их, она бы согласилась и на «Чебуречную». Тем паче, что чебуреки делали там отменные.
—
…а шубу Прокофьевна подала так, что ни у кого не осталось сомнений, что делает это она исключительно из личной к Эвелине расположенности, и не имеет ни малейшего желания подавать шубы кому-то еще, даже генералам.
Он же лишь бровь приподнял.
И ничего не сказал.
И молчал до самого ресторана, куда отвезло их генеральское авто. И в молчании этом Эвелине чудилась то угроза, то предупреждение, и потому она старательно гнала прочь недобрые мысли, глядела в окно, стараясь не кусать губы, но играть в беззаботность.
Не получалось.
…столик нашелся.
И не столик, целый кабинет, о существовании которых Эвелина догадывалась, но заглядывать в них до сегодняшнего дня не заглядывала. Да и теперь с огромною бы охотой воздержалась.
…чебуреки — это не так и плохо.
Но генерал не поймет.
— На ваш вкус, — сказал он официанту, отмахнувшись от меню. — А вы…
— Тоже положусь на ваш вкус, — Эвелина опустилась на диван, чересчур уж низкий и мягкий, чтобы сидеть на нем было удобно.
…и мысли в голову опять полезли не те.
Официант удалился, и стало совсем уж неуютно.
— Прошу прощения, — генерал откашлялся и сел.
На стул.
По другую сторону стола.
И будь перед ней человек иной, Эвелина решила бы, что опасаются именно ее.
Опасаются?
Ее?
Глупость несусветная!
— Гм… не знаю… что вам сказали, — с несвойственной ему прежде нерешительностью начал генерал. — Мне характеризовали вас, как человека в высшей степени порядочного.
Эвелина удивилась.
— …и лишенного обычной для женщин… легкомысленности… извините.
Эвелина извинила.
На всякий случай. Не извинять малознакомых генералов было… не принято. Да и опасно.
— И потому… вполне вероятно… мое предложение покажется вам странным… и даже, возможно… оно оскорбит вас. Прошу прощения…
Он замолчал.
А Эвелина вздохнула.
И решилась:
— Простите, но… я не стану вашей любовницей, — сказала она.
— Что?
Теперь на лице генерала появилась выражение растерянное и какое-то несчастное.
— Вы, безусловно, мужчина видный, — Эвелина посмотрела на стол, но из напитков пока подали лишь водку в запотевшем графине. — И я всецело осознаю, что ваши возможности… велики… и вы многое можете сделать для театра и меня лично…
…например,
…и не проще ли согласиться?
Всего раз.
— Однако… у меня принципы, — водки она все-таки налила и протянула рюмку Матвею Илларионовичу, которую тот принял и опрокинул разом.
Выдохнул.
И повеселевши вдруг, произнес:
— Это хорошо… это просто чудесно… и вы даже не представляете, насколько!
Эвелина удивилась.
Ей даже обидно стало. Немного. Никогда-то до сего дня ее отказ не воспринимали с таким нечеловеческим воодушевлением, будто только и ждали, что этого отказа.
— Простите… говорить красиво не приучен, — генерал встряхнулся. — Я опасался, право слово, что преувеличивали вашу… принципиальность. Но рад, несказанно рад… любовница мне не нужна. Мне жена требуется.
И это признание окончательно ошарашило.
А меж тем подали закуски. Икру красную. И черную тоже — в крохотных вазочках. Лимон, резанный полупрозрачными ломтиками. Балык из семги, тоже полупрозрачный, сквозь розовое мясо просвечивал фарфор.
— Точнее, даже не жена, а невеста… для начала невеста… видите ли… вы кушайте, кушайте, а то бледная больно.
Уговаривать себя Эвелина не заставила.
— …ситуация неоднозначная… и… — Матвей Илларионович махнул рукой. — Дело в том, что я… был женат, но не слишком удачно… так уж получилось… я любил, а меня…
— Сожалею.
Сожаление было вполне искренним, поскольку Эвелина прекрасно понимала, каково это.
— Она скончалась… бомбежка.
Она склонила голову.
— Я тогда еще… лейтенантом был. Молодой, рьяный. Отправить в тыл сумел, но кто ж знал, что поезд попадет… что станут они…
Эвелина молча наполнила стопку.
Подумалось, что генерал, да еще войну прошедший, от двух стопок без закуски не захмелеет.
— Спасибо.
— Не за что, — балык оказался хорош, как и икра, которая лопалась на языке, оставляя пряно-солоноватое такое знакомое послевкусие.
…бабушка порой покупала ее, по праздникам, утверждая, что в ней много пользы. Может и так, но… дорого.
Да и не достать.
— На войне как-то вот получилось… и потом тоже… когда война расти легко, — теперь он глядел на Эвелину прямо, не моргая, и ей стало неуютно под этим вот взглядом. Но она выдержала.
И улыбаться не стала.
И, кажется, это было правильно, если Матвей Илларионович кивнул.
— Однако… мне не единожды намекали, что мое семейное положение… вернее, всякое отсутствие семьи… вызывает вопросы. Сомнения в моей… — он махнул рукой. — Преданности… и вовсе… подозрения.