Коммуналка: Добрые соседи
Шрифт:
Черная и белая. Узор, знакомый ей с детства, как и сама эта больничка, в которой Розочка чувствовала себя куда свободнее, чем сама Астра. И не было ей ни страшно, ни противно, не пугали ни болезни, ни сами пациенты, к которым и Астра-то подходила с опаской. И может, потому они, чувствуя эту ее настороженность, тоже нервничали.
Злились.
Боялись?
Странная мысль. Астра вздохнула и повернула налево. Толкнула неприметную дверь, выкрашенную в цвет стен — этот серо-сизый колер вызывал у нее тоску — и остановилась на лестнице.
Правильно
Нет.
Разумнее всего вернуться. Подняться на второй этаж. Заглянуть в сестринскую, убеждаясь, что Розочка именно там, а не пошла по обыкновению своему гулять по палатам. Перемолвиться с Анной Николаевной, навестить парня с ожогами и проверить, стабилен ли он и не нужна ли ее, Астры, помощь. А она вместо этого…
Вниз.
Ступеньки высокие и неровные, местами вытоптанные добела, хотя, конечно, странно, что камень вовсе можно вытоптать. Запахи меняются, становятся резче, злее.
И еще дверь.
И снова лестница. Сердце стучит, просто заходится, а руки дрожат.
…в конце концов, она могла бы поговорить со Святославом, предложить свою помощь, если уж так ей интересно. И не отказал бы. Кто в здравом уме отказывается от помощи дивы, даже такой никчемной, какою была Астра?
И никаких тайн.
Никакой опасности… и быть может, если помочь получится, ей даже будут благодарны.
Она почти уговорила себя вернуться, когда добралась-таки до последней двери. И замерла, мучаясь обычною своей нерешительностью.
Отступить.
Или… глянуть? Одним глазком… просто, чтобы понять, что ей есть что предложить, иначе получится… глупо… скажет, что поможет, а на деле…
— Заходи, — голос Степановского донесся из-за двери. — Давай, давай, крошечка, я слышу, что ты здесь.
— Я здесь, — отозвалась Астра, смиряя дрожь в руках. — Я…
— К покойничку в гости?
Кого иного Степановский, возможно, и напугал бы. Крови горных великанов, он был огромен и чудовищен с виду. И даже белый халат, идеально выглаженный — супруга Степановского отчего-то полагала, что именно халат делает врача врачом, пусть тот не работает с живыми, — нисколько не убавлял жути. Астра вновь подумала, до чего порой удивительна внешность.
И насколько не соответствует она содержанию.
Степановский возвышался над нею, что гора над рекою. Поблескивал в электрическом свете смуглый череп его, украшенный вязью родовой татуировки. Выступала нижняя челюсть. Клыки выглядывали из-под отвислой губы, намекая, что некогда горные великаны славились своей неразборчивостью в еде.
И мертвечиной они не брезговали.
— Егоза твоя где?
— Наверху, — Астра улыбнулась в ответ на улыбку. И приняла сахарного петушка на палочке. Петушков Степановский покупал специально для Розочки. Собственные его дочери выросли, кто-то уехал, кто-то остался, но о внуках пока речи не шло, к преогромному Степановского огорчению.
— А я все думал, когда ж
— А была причина?
— А ты не почуяла? — кончик плоского носа дернулся, а ноздри расширились.
Астра покачала головой.
— День вчера был… тяжелый.
— Слышал. Присядь вон, — Степановский развернул креслице, чересчур огромное для Астры, и подушки поправил. — Парня вытащила?
— Похоже на то, но… ожоги — поганые раны. Если сепсис не начнется, то…
— Не начнется. Ты ж лечила, значит, не начнется, — он махнул рукой и сам толкнул в кресло. — Садись. Ела?
— Утром.
— Утро давно закончилось, — на безбровом лице появилось выражение хмурое. — Вот вроде поглядишь, и взрослая девка, а в голове, что у дитяти. Тебя не учили, что силу не только отдавать надобно?
Хотелось огрызнуться, сказать, что не учили.
Некому было.
А там, в приюте и вовсе… дивов боятся. Дивы опасны. Все это знают. С них станется очаровать, заморочить, и потому дивам надо носить блокирующие браслеты.
Даже если сила только-только просыпается и по закону…
…не все законы соблюдаются.
Не всеми.
— Извини старика, — Степановский провел огромной ладонью по волосам, и Астра выдохнула. — Но сперва обед, а потом все прочее.
Его прикосновение успокоило.
И ворчание это… он ведь и вправду волнуется, за нее, за Астру не потому, что ему выгодно ее при себе держать, не потому, что сила ее нужна, не… просто потому, что она, Астра, маленькая и слабая с его точки зрения. И заботиться о ней надо.
И не только о ней.
А главное, что заботу его принимать было просто. Как вот и ужин.
— Дусенька моя точно знала, что заглянешь, голубцов вот сготовила. А голубцы у нее знатными выходят…
И огромными.
Впрочем, чего еще от великанши ожидать? Правда, голубцы и вправду были чудо до чего вкусны. Ела Астра молча и по старой привычке, от которой так и не сумела избавиться, быстро. Степановский же взирал на нее с умилением.
И руки сцепил.
И пальцы его, квадратные, короткие, казались неуклюжими. В таких скальпель не удержать.
— Так… — Астра утолила первый голод, который оказался вдруг просто неодолимым то ли из-за характерного аромата голубцов, то ли по причине ее обычной забывчивости, то ли оттого, что вчера она выложилась, а восстановиться, как обычно, не восстановилась. — Что произошло?
— В том и дело, что ничего. Ты ешь, ешь… привезли нам покойничка. На сохранение. Сама знаешь, что в управе кристаллы слабенькие, там день-другой задержат, пока экспертиза, то да сё… ешь, кому говорят.
Астра ела.
Макала в жирный соус куски хлеба и ела.
Серафима Кузьминична сама пришла в больничку и ее привела, сказала, мол, внучка, оставить не с кем. И ей поверили, пусть и была Астра уже не ребенком. Но… почему нет.
Кто в здравом уме ведьме откажет в этакой-то малости?