Коммунизм и фашизм: братья или враги

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Эта позиция предопределила сближение Ленина и Троцкого в 1917 г. (что расчистило нишу левого коммунизма сначала для «отзовистов», а затем для Н. Бухарина и его сторонников) и окончательный разрыв коммунистов и социал-демократов. Некоторое время разрыв сдерживался слабеющим авторитетом II Интернационала, но после его краха в 1914 г. коммунисты отправились в самостоятельное плавание по бурным водам XX века.

1917 год: Ленин и Каменев

1917 г. в России началась революция. Вышедшие на улицы рабочие быстро вспомнили опыт 1905 г. и стали создавать Советы. Для коммунистов открылось обширное поле деятельности. Но Советы возглавили умеренные социалисты.

Революция 1917 г.⁷¹ развивалась в условиях нарастающего социально-экономического кризиса, отягощенного затянувшейся войной. В результате революция сразу пошла вглубь общества, меняя социальную ткань. По мнению Д.О.Чуракова «о российской революции можно было бы говорить как о "революции самоуправления"… Но, к сожалению, временами отчетливо намечавшийся союз различных органов самоуправления не стал прочным каркасом будущей государственности»⁷². Точнее говорить о «революции самоорганизации», так как массовые организации, сотнями возникавшие или выходившие из подполья после революции, редко переходили собственно к самоуправлению. Они пока не брали управление в свои руки, а предпочитали контролировать управленцев и оказывать на них давление. Петроградский совет, имевший наибольшее политическое влияние, весной-летом действовал все же не как орган власти, а как авторитетная общественная организация: он готовил и лоббировал проекты решений правительства и его органов, рассылал «пожарные команды» по урегулированию многочисленных социальных конфликтов, координировал работу профсоюзов и фабзавкомов, воздействовал на массы с помощью воззваний и влиятельных агитаторов⁷³. Пока правительство шло навстречу (или обещало пойти навстречу) предложениям главного органа «демократии», пока городские низы были согласны подчиняться советской дисциплине — эта система сдержек стабилизировала революционный социальный порядок.

Углубление кризиса и неспособность правительства даже начать социальные преобразования, чтобы переломить ситуацию, порождали массовое отчаяние, стремление к быстрым и решительным мерам, качественно изменяющим общество — социальный радикализм. Силой, которая взяла на себя лидерство радикально настроенных солдатских и рабочих масс, стали большевики. В дальнейшем коммунисты многих стран пытались повторить их опыт, но при этом забывали, насколько уникальна была ситуация в России в 1917 г.

Особое значение для судеб революции имело возвращение в страну вождя большевиков В.Ленина. Троцкий позднее писал: «Остается спросить, и это немаловажный вопрос, хотя поставить его легче, чем на него ответить: как пошло бы развитие революции, если бы Ленин не доехал до России в апреле 1917 года»⁷⁴. Действительно, Ленин своим политическим искусством и волей значительно усилил радикальную составляющую революции. Без него большевики и меньшевики могли объединиться в социал-демократическую партию, что ослабило бы ударную силу большевизма. Ниша лидерства в среде наиболее радикальных масс перешла бы к анархистам (эта угроза слева преследовала большевиков весь 1917 год), и организованность этой силы была бы значительно меньше.

В то же время без Ленина были бы выше шансы на консолидацию сторонников социальных реформ в спектре от Каменева до Чернова. Без Ленина лидером революции был бы Чернов, но вполне возможно, что коалиция умеренных социалистов, поправев после подавления анархистских бунтов, не удержалась бы под ударами контрреволюции. У Чернова, Каменева, Троцкого, левых эсеров не было такой воли в борьбе за власть, как у Ленина. Ленин доказал свою способность проводить намеченную стратегию, его оппоненты проиграли. Проиграли бы они более слабым противникам, чем Ленин (таким как Корнилов, Милюков, Керенский)? Или, столкнувшись с трудностями в проведении реформ, сами стали бы прибегать к более авторитарной, репрессивной политике? Ведь участвовали же Каменев и Троцкий в проведении политики «военного коммунизма», и даже эсеровское правительство Комуча в условиях гражданской войны в 1918 г. прибегло к репрессиям. Но именно возможность избежать гражданской войны и составляла суть многопартийной социалистической альтернативы ленинской политике.

Сразу же по прибытии в Россию Ленин стал решительно менять соотношение политических сил. Вопреки сопротивлению более умеренных лидеров большевизма во главе с Львом Каменевым Ленин настоял на новом курсе — курсе на социалистическую революцию. Эта стратегия, изложенная В.Лениным в нескольких речах и «Апрельских тезисах», выглядела сверхрадикальной, так как предполагала ликвидацию в ближайшее время самих основ существующего общества.

Ленин считает, что, свергнув самодержавие, российская революция «дошла вплотную до революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства», то есть до задач, которые он ставил в 1905 году. Революция «зашла дальше обычной буржуазно-демократической революции, но не дошла еще до «чистой» диктатуры пролетариата и крестьянства»⁷⁵. Ленин таким образом готов ставить задачу коалиционной власти. Это значит, что и он мог стать частью широкой коалиции, но не социалистов и либералов, а только социалистов и примыкающих к ним демократов.

В «Апрельских тезисах» Ленин проповедует «необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок»⁷⁶. Совет — это «шаг к социализму», он может созвать Учредительное собрание и полностью реорганизовать общество так, что в нем не останется назначаемого чиновничества (только выборное), полиции и казарменной армии. Ленин призывает рабочих: «Пробуй, ошибайся, учись, управляй»⁷⁷.

Идея передачи всей власти советам воспринималась большинством умеренных социалистов как абсурд — ведь в Совете митинговали неизвестные люди из народа. Но советы быстро учились работе. Журналист В.Розанов, позднее известный консервативными взглядами, признавал, что в Совете «ораторы определенно лучше, нежели как были в Г. Думе», «речи вообще не для красноречия и даже не для впечатления, а именно — деловые, решительные, требовательные или — разъясняющие вопрос»⁷⁸.

Ленин тем временем ставит задачи, выработанные еще в 1905 г.: «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, — ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства»⁷⁹. Характерно, что Ленин видит причину перехода власти к буржуазии не в объективных социально-экономических условиях, а в субъективном факторе несознательности и неорганизованности пролетариата. Был бы рабочий класс сознательнее — взял бы власть сразу. Это (в отличие от экономической и культурной отсталости) партия большевиков может поправить, и тогда пролетариат и беднейшее крестьянство возьмут власть, создав «Республику Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху»⁸⁰.

Апрельские тезисы с точки зрения нынешнего левого почвенника С.Кара-Мурзы — это программа «продолжения некапиталистического пути развития в форме социализма». Он утверждает, что апрельские тезисы это «завершение большого пути Ленина», когда он перестает быть «ортодоксальным марксистом и европоцентристом»⁸¹. Написать такое мог только человек, ничего не читавший из написанного Лениным в 1917–1922 гг. о мировой революции. В самих апрельских тезисах нет ничего, что опровергало бы европоцентристскую картину движения к социализму с опорой на развитые страны. Ленин считал, что развитие России было как раз капиталистическим, и именно поэтому можно ставить пост-капиталистические (а не просто некапиталистические) задачи. Ленин, повторим, не стал народником. Но он стремился действовать здесь и сейчас, чтобы с помощью потенциала периферии изменить соотношение сил в ядре системы империализма.

Ленин отходил от марксизма только с точки зрения ортодоксии теоретиков Второго интернационала. Концепция Ленина была охарактеризована газетой «Единство» (редактор Г.Плеханов) как «бредовая»⁸², игнорирующая условия места и времени. Плеханов утверждал: «устранение капиталистического способа производства никак не может стать у нас очередным историческим вопросом. Этому можно радоваться; этим можно огорчаться. Но кто не утопист, тот обязан руководствоваться этим в своей практической деятельности»⁸³. Плеханов был подержан большинством социал-демократических идеологов. Многие из них доживут до того времени, когда большевики сумеют практически извести в своей стране частную собственность и капиталистический рынок. Обстоятельства «места и времени» посмеялись над схемой поступательного изживания капитализма. Впрочем, позднее история посмеялась и над ленинизмом.

Социал-демократическая «Рабочая газета» писала в передовице о стремлении сторонников Ленина осуществить захват власти пролетариатом: «они будут восстанавливать против революции отсталое большинство населения страны, они будут прокладывать этим верную дорогу реакции»⁸⁴. Лидеры социал-демократов и эсеров продолжали оценивать большевизм в рамках одномерной логики революционного процесса. Здесь было место только прогрессивной революционной перспективе (демократия, затем постепенное вызревание социализма), неустойчивому настоящему, которое принадлежит «буржуазии» и выражающему ее интересы либерализму, и реакции (откат к военно-аристократической диктатуре). Устойчивое движение к новому обеспечивалось союзом либерализма и умеренного социализма. Радикальные, утопичные действия большевиков не могли увенчаться успехом в силу их «ненаучности». Они могли лишь привести к реакционному срыву, к усилению позиций консервативных сил. То, что большевизм может создать новую устойчивую антикапиталистическую систему, считалось невозможным.