Комната с видом на звезды
Шрифт:
Освальд Павлович шел чуть впереди меня, разговаривая с Фортуной. Он не видел Бориса, который сейчас выходил из ангара вместе с парнем в форме помощников на соревнованиях. Тот что-то сказал Борису, пожал ему руку и ушел. Артемьев тоже собирался уйти, но внезапно встретил мой взгляд. Значит, я все же не ошиблась, и он в самом деле подкупил работника, чтобы украсть паспорт. Но что-то произошло, и он передумал. Неужели мои слова и впрямь задели его? Сейчас Борис казался смущенным оттого, что я увидела его вместе с одним из рабочих. Словно Артемьеву было совестно за то, что он так расчувствовался
Было сложно поверить, что такой холодный, равнодушный человек услышал меня. Но сейчас его лицо казалось усталым, а взгляд потухшим и печальным. Борис едва заметно кивнул мне, словно подтверждая мои мысли. Словно обещая жить дальше.
Я отвернулась на мгновенье, чтобы не потерять из виду Освальда Павловича, а когда повернулась, спина Артемьева уже мелькал у выхода.
***
В лавку мы вернулись поздно вечером, уставшие, но веселые. Освальд Павлович нес в руке какой-то небольшой кубок, завоеванный Фортуной, и ликовал. Он бормотал, что это надо отметить, и у него есть что-то вкусненькое. Эти слова уже грели меня, и я отправилась ставить чайник. Без чая жизнь представлялась мне унылой и серой, поэтому нужно поскорее навести его, устроиться поудобнее в мягком кресле и слушать байки Крезы.
Вечер получился чудесным. Мы ели медовый пирог с орехами из пекарни и пили чай из красивых чашечек, которые Освальд Павлович специально достал откуда-то из шкафа.
– Хорошо, что эти черти все-таки нашли документы, - сказал Освальд Павлович, и я чуть не поперхнулась чаем.
– А то бы мою Фортуну так и не выпустили.
Фортуна лежала у ног хозяина и следила за происходящим в комнате сквозь прищуренные глаза.
– Это точно, умеют они нервы потрепать, - кивнула я.
– Среди бела дня да потерять паспорт, - продолжал сокрушаться Креза.
– Я уж было подумал, это опять проделки моего непутевого сынка.
Я перестала улыбаться и поставила кружку на стол. Слушать, как Креза хает сына, и молчать было невозможно.
– Освальд Палыч, вы должны узнать, - сказала я. Креза перестал гладить Фортуну и посмотрел на меня. Одна бровь его почти наползала на глаз, другая, наоборот, взмыла вверх.
– Ну, что еще?
– подозрительно спросил он.
– Борис был сегодня на арене, я его видела.
– Так, значит, это его проделки, - пробормотал Креза, не слишком удивленный этим известием. Он отвернулся и прикрыл на несколько секунд глаза.
– Д, он в самом деле подговорил работника арены, чтобы украсть паспорт, - кивнула я.
– Но потом он передумал. И вернул его. Понимаете?
Освальд Павлович некоторое время молчал.
– А что тут понимать?
– спросил он, наконец.
– Борис неплохо пошутил над стариком. Это как же он меня ненавидит, что никак не успокоится...
– Да нет же, Освальд Палыч!
– сказала я.
– Он вовсе вас не ненавидит! Я сказала ему, что соревнования важны для вас, и он вернул паспорт! Понимаете? Между вами еще могут быть нормальные отношения,
– И это, конечно же, я?
– нахмурился Креза.
– Как вы догадались?
– не без иронии спросила я.
– В детстве вы не смогли дать ему ту любовь, которую он заслуживал. Вы были в трауре, скорбели по жене и сыну, вы не виноваты в том, что так относились к Борису. Но пора признать это.
– Я давно это признал, - пробормотал Креза, потирая переносицу.
– Если бы я мог повернуть время, все было бы по-другому. На то, как я относился к Борьке, я теперь смотрю словно другими глазами. Мне стыдно, Кристина. Мне безумно стыдно, и это жжет меня изнутри. Лучше я буду доживать свой век в этой лавке и знать, что мое одиночество - это наказание за все, что я когда-то сделал. Или не сделал. Он никогда не простит меня.
– Сначала вы сами должны простить себя, - мягко сказала я.
– Потом будет легче.
Мы надолго замолчали. Я поняла, что Освальд Павлович не злится, а думает, поэтому продолжала жевать пирог. Это зрелище отвлекло Крезу от своих мыслей, и он стал посмеиваться. Наверное, я представлялась ему чавкающим хомяком, дорвавшимся до сладкого. Впрочем, мне до этого не была дела, я чувствовала всю прелесть жизни и пирога, поэтому хозяин лавки мог смеяться сколько угодно.
– Знаешь, что я сделаю?
– спросил, наконец, Креза.
– Что же?
– я заметно напряглась, ожидая заявления о том, что Креза намерен сделать какую-нибудь гадость Борису в ответ.
– Подружусь со своим внуком, - сказал Освальд Павлович, и мне посчастливилось облегченно выдохнуть. По крайней мере, Креза не настроен на военные действия, а значит, дело уже пошло на лад. Кто знает, может, именно внук и помирит этих двух?
Глава 9
Воскресенье выдалось мрачноватым, но теплым. Оно пролетело стремительно, как и подобает выходному дню. Я не успела толком ничего сделать, как уже нужно было собираться на день рожденья. Решив сильно не разряжаться, я надела новые джинсы и тонкий белый свитер с широким воротом, спускающийся с одного плеча. Правда, мне хотелось немного поколдовать над прической. Я уже приготовила щипцы для завивки, как зазвонил мобильный.
– Привет, - услышала я голос Андрея.
– Привет, - поздоровалась я и перешла к делу.
– Что случилось?
– Кристин, происходят страшные вещи, - засмеялся Сажнев.
– У Насти не получается голливудская война...
– Волна!
– раздался приглушенный вопль Лебедовой.
– Голливудская волна! Хватит веселиться!
– Короче, ты сама все понимаешь, - продолжал Андрей.
– Поможешь? Просто, боюсь, мы никуда не уедем, а я вымру или пущу корни. При создании чертовой волны в меня кидались расческами раз пять.
– Поняла, выезжаю, - засмеялась я, представив, что терпит бедный парень.
– Только продержись. Если станет слишком жарко, спрячься где-нибудь.