Комната с видом

Форстер Эдвард Морган

— Кто эта девушка? — спросил он викария.

— Родственница одной из моих прихожанок. По-моему, выбор произведения был неудачным. Обычно Бетховен так прямо взывает к нашим чувствам, что сложная игра представляется неким извращением.

— Представьте меня.

— Она будет рада. Им обеим понравилась ваша проповедь.

— Проповедь? — удивился мистер Биб. — Чего ради она потащилась слушать мою проповедь?

Познакомившись с мисс Ханичерч, он понял, в чем дело. Встав с табурета, она стала обыкновенной девушкой с темными волосами и очень хорошеньким, бледным, еще не до конца сформировавшимся личиком. Ей нравилось ходить на концерты, она любила гостить у кузины, обожала кофе-гляссе и меренги. Естественно, ей понравилась

и его проповедь. Но перед отъездом из Тонбридж Уэллса он сказал викарию то, что теперь повторил в пансионе Бертолини, когда она захлопнула крышку фортепьяно и с мечтательным выражением лица направилась к нему.

— Если ваша жизнь, мисс Ханичерч, когда-нибудь станет похожей на вашу игру, это будет весьма интересно и для нас, и для вас самой.

Люси тотчас спустилась с небес.

— Надо же, кто-то сказал то же самое моей маме, а она выразила надежду, что моя жизнь не превратится в дуэт.

— Миссис Ханичерч не любит музыку?

— Она ничего не имеет против музыки. Но не любит, когда люди слишком увлекаются чем бы то ни было. Мама считает, что я глупа и ничего не понимаю. Однажды я сказала, что собственная игра нравится мне больше, чем чья-либо еще. Это оказалось вне ее разумения. Конечно, я не хочу сказать, что моя игра гениальна. Я имела в виду...

— Конечно, — пробормотал он, удивляясь, зачем она оправдывается.

— Музыка. — начала она какую-то общую фразу и вдруг запнулась, засмотревшись в окно, на насквозь промокшую Италию. Юг утратил все свое очарование, а представители самого гармоничного народа в мире съежились и превратились в жалкие комочки. Улица и река стали грязновато-желтыми, мост — грязновато-серым, а горы — грязновато-лиловыми. Где-то там, в складках темноты, прятались мисс Бартлетт и мисс Лавиш, которые выбрали именно этот день для посещения Торре дель-Галло.

— Так что же музыка? — напомнил мистер Биб.

— Бедняжка Шарлотта промокнет до нитки, — проговорила Люси.

Как это похоже на мисс Бартлетт — вернуться продрогшей, усталой,

голодной и кроткой аки ангел, в мятой юбке, с потрепанным «Бедекером» и першением в горле. В прошлый раз, когда все вокруг пело и воздух вливался в горло как вино, ее было не вытащить из гостиной — нет-нет, она — старая женщина и никудышная компания для молодой, здоровой девушки.

— Это мисс Лавиш сбила вашу кузину с толку. Должно быть, она ищет в проливном дожде настоящую Италию.

— Мисс Лавиш такая оригиналка, — пробормотала Люси. Это была примечательная ремарка, высшее достижение пансиона Бертолини в области определений. Мисс Лавиш — оригиналка.

У мистера Биба оставались сомнения, но их можно было отнести на счет узости мышления священника. По этой или по какой-либо иной причине он предпочел промолчать.

— Это правда, — с благоговейными нотками в голосе спросила Люси, — что мисс Лавиш пишет роман?

— Да, ходят такие слухи.

— О чем же?

— О современной Италии. Я бы посоветовал вам обратиться к мисс Кэтрин Алан, она скорее найдет подходящие слова.

— Пусть лучше мисс Лавиш сама мне расскажет. У нас неплохие отношения. Но все равно она не должна была отбирать у меня путеводитель, когда мы ходили в Санта-Кроче. Шарлотта ужасно рассердилась, встретив меня одну. Я тоже обиделась на мисс Лавиш.

— Ну, они-то уже помирились.

Эта скоропалительная дружба между столь разными женщинами, как мисс Бартлетт и мисс Лавиш, возбуждала его любопытство. Они стали неразлучны, а Люси — сбоку припека. Мистер Биб еще мог понять мисс Лавиш, но странное поведение мисс Бартлетт ставило его в тупик. Всю свою жизнь он изучал старых дев, они были его коньком, и профессия предоставляла ему неограниченные возможности для изучения.

Люси уже в третий раз сказала, что мисс Бартлетт промокнет до нитки. Уровень воды в Арно постепенно поднимался, стирая на дороге следы колес и угрожая наводнением. Но на юго-западе

уже появилась желтоватая дымка, суля перемены к лучшему, — а может, и к худшему. Люси открыла окно, посмотреть, что там на улице, и в гостиную ворвался холодный воздух. Показавшаяся в дверях мисс Кэтрин Алан жалобно вскрикнула:

— Мисс Ханичерч, дорогая, вы простудитесь! И мистер Биб тоже. Ну кто мог ожидать от Италии такой погоды? Моя сестра не расстается с грелкой, но что толку?

Она скользнула в комнату и села, напряженная, как всегда, когда входила в комнату, где был один мужчина или одна женщина, или мужчина с женщиной.

— Мисс Ханичерч, я слышала, как вы играете, даже через запертую дверь. В этой стране приходится держать двери на запоре: итальянцам не свойственно уважение к личной жизни. И это передается от родителей к детям.

Люси произнесла что-то подходящее к случаю. Мистер Биб пожалел, что не может рассказать им о том, как в Модене горничная ворвалась в его номер как раз в тот момент, когда он принимал ванну, и как ни в чем не бывало прощебетала на своем языке: «Не обращайте внимания — я уже старуха». Пришлось ограничиться подтверждением: «Вы абсолютно правы, мисс Алан, итальянцы — исключительно бесцеремонный народ. Они всюду суют свой нос, все замечают и знают, что нам нужно, еще до того, как мы сами это поняли. Мы полностью зависим от них. Они читают наши мысли и предупреждают желания. Все они, от простого возницы до Джотто, выворачивают нас наизнанку — у меня это вызывает протест. Причем, в глубине души они уверены в своем превосходстве и не имеют ни малейшего понятия об интеллектуальной жизни. Правильно сказала на днях синьора Бертолини: «Оу, мистер Биб, как я страдаю за образование моих детей! Я не допущу, чтобы мою крошку Викторию учила какая- нибудь итальянская невежда!»

Мисс Алан не все поняла, но у нее возникло чувство, будто над ней изощренно издеваются. Ее сестра уже разочаровалась в мистере Бибе. От священника с лысым черепом и рыжеватыми бакенбардами она ждала большего. В самом деле, кто мог предположить, что сострадание и терпимость способны уживаться с солдафонским юмором?

Она отчаянно ерзала в своем кресле, и они поняли, почему, когда она извлекла из-под себя стальной портсигар с напылением из бирюзы в виде инициалов Э. Л.

— Собственность мисс Лавиш, — констатировал мистер Биб. — Она, конечно, свой парень, но я бы посоветовал ей курить трубку.

— О, мистер Биб, — сказала мисс Алан, разрываясь между благоговейным восторгом и желанием рассмеяться. — Это в самом деле ужасно, что женщина курит, но она виновата меньше, чем вы думаете. Она начала курить от отчаяния, когда труд всей ее жизни пошел насмарку. Это можно считать уважительной причиной, не правда ли?

— А что случилось? — полюбопытствовала Люси.

Мистер Биб благодушно откинулся на спинку стула и приготовился слушать.

— Она написала роман. Судя по некоторым признакам, не слишком удачный. Всегда грустно наблюдать, как человек с незаурядными способностями использует их не по назначению — что чаще всего и происходит... В общем, она оставила его, еще не совсем законченный, в Гроте с Распятием при отеле Капуцинов в Амальфи и пошла за чернилами: они как раз кончились. Но пока она пыталась достичь взаимопонимания со служащими — ну, вы же знаете итальянцев, — грот обвалился. И, что самое печальное, она так и не смогла вспомнить ни слова из того, что написала. Бедняжка долго болела, а потом пристрастилась к курению. Это секрет, но я рада сообщить вам, что она начала новый роман. Даже сказала Терезе и мисс Пол, что уже собрала так называемый местный колорит, — это будет роман о современной Италии, тогда как первый был историческим. Но она не может начать, пока ее не осенит некая идея. Она искала вдохновение в Перудже, потом приехала сюда, но и это не помогло. Однако она остается оптимисткой! Поистине, в каждом человеке есть что-нибудь достойное уважения!