Комната смеха

Данилова Анна

Мальчик вдруг открыл внутреннюю дверь – там оказалась ванная, вошел в нее, открыл другую дверь – вот те на: вторая спальня!

Горн и Магда вдруг переглянулись.

„Я не знаю, насколько вам это удобно, – общая ванная, – проговорил Кречмар. – Ведь Магда купается, как утка“.

„Ничего, ничего, – засмеялся Горн. – Я как-нибудь, с боку припека“.

Это было отвратительно, отвратительно… Они, Эмма и ее любовник, верно, смеялись над ним, слепым и глупым, когда этим летом затеяли мелкий ремонт передней. Эмма сказала, что пора менять обои, что у нее есть мастер, который сделает все за пару дней, и что он, Алексей, может не беспокоиться на этот счет. „Поезжай на дачу, отдохни без меня…“ Очень смешно. Он отдыхал без нее уже почти два года. Но он все же уехал. Ремонт всякого

рода вызывал у него панику, отвращение к быту и к жизни вообще. Значит, пока он отсутствовал, эта парочка пригласила мастера, который, проломив стену, сделал скользящую дверь между квартирами, тщательно замаскировав ее слоем дорогих французских обоев в полоску. Кроме этого, предусмотрительные любовники постарались сделать освещение в этом месте передней минимальным, да еще к тому же поставить напротив тайной двери, соединяющей две жизни Эммы, бесполезную вешалку для халатов и пижам, чтобы щели в проемах двери не бросались в глаза.

Он представил себе, как Эмма пользовалась предоставленной ей возможностью беспрепятственно проникать в квартиру своего любовника, используя разного рода ухищрения, и ярость охватила его. И кто знает, где купалась Эмма, дома или в компании своего развратного мальчишки, сделавшего ее объектом своей страсти или развлекавшегося с нею, как с красивой игрушкой. Глаза его снова заскользили по убийственным набоковским строчкам: „За дверью вода продолжала литься. Она лилась громко и непрерывно. Кречмар тщательно водил бритвой по щеке. Лилась вода, причем шум ее становился громче и громче. Внезапно Кречмар увидел в зеркало, что из-под двери ванной выползает струйка воды, меж тем шум был теперь грозовой, торжествующий.

„Что она, в самом деле… потоп… – пробормотал он и подскочил к двери, постучал. – Магда, ты утонула? Сумасшедшая ты этакая!“

Никакого ответа. „Магда! Магда!“ – крикнул он, и снежинки засохшей мыльной пены запорхали вокруг его лица.

Магда вышла из блаженного оцепенения…“

Именно блаженное оцепенение, что еще можно было прочесть на лице Эммы, еще не успевшей остыть от объятий своего любовника. И, зная это, Алексей часто пользовался этим ее состоянием, чтобы восстановить свое право мужа. Ему доставляло особое, какое-то мстительное удовольствие принуждать ее к близости именно в те вечера, когда она возвращалась от него. Но, надо отдать ей должное, она не разыгрывала перед ним страсть, чтобы как-то загладить свою вину. Хотя бы в этом она была честна. Покорно уступая ему, она после мужа-насильника надолго запиралась в ванной, и он слышал, как она плачет. Зачем же тогда было жить вместе, зачем лгать? Что мешало ей порвать с ним раз и навсегда? Теперь он винил во всем, что случилось тогда, только ее, только ее…

"…вышла из блаженного оцепенения, поцеловала напоследок Горна в ухо и бесшумно проскользнула в ванную: комнатка была полна пара и воды, она проворно закрыла краны.

„Я заснула в ванне“, – крикнула она жалобно через дверь».

Как же он ненавидел женщин, всех до единой, но особенно Эмму. И как же ему вдруг захотелось разрушить весь этот обманный мирок, это свитое самим пороком и ложью гнездо, поджечь, спалить дотла!

Вот оно, вот то, что подсказало Эмме, как облегчить свидания с мальчишкой:

«Мы останемся здесь долго, долго, – сказала Магда. – Мне здесь страшно нравится». В действительности ей нравилось только одно: расположение комнат».

Расположение комнат, квартир, скольжение меж двух жизней, меж двух мужчин, как скольжение двух мужчин в ней…

Он рванулся в темный проем и вновь оказался в розовом облаке света, разлившегося от горящей свечи. Только теперь Эмма со свечой перешла из кухни в комнату. Он не понимал, почему она не пользуется электричеством. Разве что эта ее фраза: «Я не знаю, что делать, боюсь, что меня ударит…» Может, она имела в виду, что не знает, как воспользоваться выключателем в электрическом щитке. Она боялась, что ее ударит током?

Он набросился на нее сзади, подмял под себя и зарычал, дыша ей в лицо и ничего не помня от душившей его злобы и обиды, страшные слова, слова, способные убить. Он говорил на чужом даже для него языке о том, что он больше не допустит,

чтобы его обманывали. Площадный мат, вот что вырывалось вместе со звериным рыком и слезами. Он, схватив за плечи, сильно тряхнул ее и заглянул в глаза, в которых плавали оранжевые блики горящей свечи. Он просил, чтобы она сказала хотя бы что-нибудь, но она молчала и почему-то улыбалась. И тоже блаженно. Она чувствовала власть над ним, ведь она-то знала, что он уже бессилен что-либо сделать, что-то изменить, прошло слишком много времени с тех пор, как она стала принадлежать другому мужчине. «Я знал, я все знал…» Каждое произнесенное им слово – он только позже понял это – делало его в глазах Эммы ничтожеством. И вдруг она застонала от боли (он с силой схватил ее за волосы) и попыталась оттолкнуть его от себя. «Жалкий человек, ты знал все и продолжал жить со мной. Чего ради? Зачем? Деньги? Тебе нужны были мои деньги?» И они стали бороться, как на равных. Катались по ковру, опрокидывая какие-то чашки и натыкаясь на пухлые подушки… Она уже было вырвалась и кинулась к окну, зацепилась рукой за штору и потянула на себя, чтобы подняться, но в эту минуту Алексей опрокинул ее на спину. Послышался тяжелый короткий звук – удар о батарею, всхлип, и сразу же все стихло. Эмма лежала на полу, голова ее была привалена к батарее. Глаза открыты. Он не сразу понял, что она мертва, что он убил ее.»

Глава 34

Вадим вез меня в Раздоры, в дом, где, если верить Аксюте, две недели пролежало тело Эммы Майер.

– Только близкие Аксюте люди в институте знали, что он приходится дядей Диме Аронову, – рассказывал мне Вадим по дороге в Раздоры. – Эмма и Дима познакомились на дне рождения Аксюты у него дома. И с тех пор уже не расставались. Михаил Ильич не мог не помочь Эмме, поскольку испытывал к ней самые теплые чувства. Быть может, поэтому-то он и не мешал развиваться отношениям своего племянника со своей лаборанткой. Хотя эта связь казалась ему недолгой, как вспышка. Но все оказалось много серьезнее, а отношения их зашли слишком далеко. Поначалу они встречались в Раздорах, куда Дима привозил Эмму почти каждый день, забирая ее из института и возвращая вечером прямо к дому. Первый год им везло, потому что съемки фильмов, в которых Аронов играл главные роли, происходили в Москве, на «Мосфильме». Дима часто брал Эмму на съемки, но свои отношения они на людях не афишировали, старались держаться подальше друг от друга, хотя после съемок все равно уезжали вместе…

– «Принц и нищий», – напомнила я ему. – Ты помнишь, я видела?..

И вдруг я поняла, что он забыл об этом. Напрочь. Что он, даже узнав о том, что в истории с убийством фигурирует имя такого известного актера кино, как Дима Аронов, и не вспомнил о моем видении, связанном со съемками фильма «Принц и нищий». Это лишний раз доказывало его несерьезное отношение ко мне.

– Послушай, действительно все сходится. «Принц и нищий», эта шапка, черная, горнолыжная… Аронов мог позволить себе иметь такую шапку. Валя, но это же невероятно! Такого не может быть!

– Как видишь, может. Но мы отвлеклись. Что было потом?

– Они были счастливы. Они любили друг друга несмотря на то, что Эмма была значительно старше Аронова. Михаил Ильич рассказывал, как на его глазах менялась Эмма, как становилась моложе, как источала радость… Она стала иначе одеваться и словно раскрылась, как цветок. Он так и сказал…

– А как же Тарасов? Он что же, так ни о чем и не догадывался?

– Дима говорил дяде, что они с Эммой предполагали, что Алексей все знает. Знает, но все это время делает вид, будто ничего не происходит.

– Но почему?

– Он понимал, что стоит ему начать этот разговор с Эммой, как она соберется и уйдет.

– И почему же она не уходила?

– Из-за огромного чувства вины перед ним. Ей казалось несправедливым, что она так счастлива, а он – нет. А еще, конечно, она жалела мужа.

– И Дима это терпел? Его устраивало, что Эмма продолжает жить с нелюбимым мужем?

– Он собирался на ней жениться. Они были хорошей парой, очень гармоничной. И я думаю, если бы Эмма осталась жива, рано или поздно все равно наступил бы разрыв, она ушла бы от Алексея и вышла замуж за Аронова.