Комната ужасов
Шрифт:
– Кильт называется. Нет, не ношу.
Она положила руку ему на колено. Ногти были отточены как раз, чтобы царапать.
– Жаль. Тебе бы пошла. Забавно, наверное, чувствовать себя, как девочка.
Он заставил себя похлопать по вторгшейся руке. – Куда?
– Дома меня никто не ждет. Есть мысли? – Лапка сжала коленку.
– Ко мне?
– Ну! Славненько. Меня, кстати, зовут Руби.
– Да нет, ты – бриллиант.
Она хихикнула.
Джейми выехал. У ворот была стоянка для велосипедов и мотоциклов. Здоровенный «Харлей» с ременной передачей возвышался над рядом
– Смотри! Зверь, а? – Руби задохнулась от восхищения. – Это Хэнка. Кла-а-ассная вещь. – Она все затряслась от возбуждения. Одна грудь задела Джейми. Его передернуло.
– Хэнк свой шлем забыл, – заметил он.
– Надо спятить, чтоб его тронуть. Нет таких.
– Нет?
Он подрулил поближе к ряду. Поравнявшись с «Харлеем», он протянул через открытое окно руку и сдернул висящий на руле шлем.
– С ума сошел? Хэнк тебя уроет!
– У нас уже был разговор с Хэнком. Я с ним разобрался.
– Ну ты ва-ще! Я тащусь! – Руби пристроилась поближе, обе руки уже елозили по внутренней стороне его ляжки. Плоть его сжалась.
Он повернул. По обе стороны – ряды кленов.
– Чего это за улица? Сроду здесь не была.
– Это не улица. Это проезд к нашему дому.
– Предки богатые?
– Спрашиваешь.
Грязная ее ладонь уперлась в шов на его джинсах, там где сходятся ноги. Джейми чувствовал запах изо рта.
– Ты любишь играть? – спросил он.
– Смотря во что.
– В детские игры. В прятки, например.
– Ну! Или в бутылочку. Я раз в раздевалочку играла, в покер. В покер я паршиво играю.
– Я не умею в покер. А в раздевалочку в трик-трак? – Первый раз слышу.
– Тем лучше. Но сначала в прятки, ладно?
– Ладно!
Джейми припарковался и помог ей вылезти.
– Есть место, как для пряток придуманное. Когда-то была зала, для балов. А сейчас – маленькие комнатки. – Он открыл входную дверь и повел Руби по лестнице. – Вот они. Маленькая комнатка. Два выхода. Куда ни пойдешь, там другая комнатка, опять два выхода. Как лабиринт. Иди, прячься. Если нашел – поцелуй. Идет?
– А где твои предки?
– Не волнуйся. Нам никто не помешает.
– В таком случае давай играть как следует. Что это за ставка, поцелуй? Давай на желание, как дети. – Руби прижалась к юноше. Низ ее живота терся о его бедро. – Только желания у нас будут взрослые. Ладно? Ты меня найдешь, я придумаю кое-что, тебе понравится. А потом я буду водить.
– Здорово придумано. Давай, начинай. Я найду чтонибудь выпить, потом пойду искать.
– Только не долго. Я сильно прятаться не буду. Если ты будешь хорошо себя вести, я не скажу Хэнку про шлем.
– Я верю тебе, дорогая, ты не донесешь на меня. На этот счет у меня нет сомнений!
Входя в обшитую филенкой дверь, Руби бросила через полное плечо понимающий плотоядный взгляд.
Послышалось царапанье: Крыса спускалась вниз по лестнице.
Оно было бледно-розовое. Карие глаза с длинными ресницами. Обнаженные зубки, вместо резцов – стеклянные иголки. Восьмидесятикилограммовая тушка прошмыгнула мимо Джейма Чуть сочилась слюна. Парень распахнул перед Ним дверь, закрыл. Подождал немного. Послышались крики, и он вернулся к машине, чтобы забрать шлем Хэнка.
Глава 13
Хеллоуиновский костюм для Джейми вышел очень дорогим. Мать сшила ему черный плащ, это без вопросов. У него уже была черная безрукавка, штаны и теннисные туфли. Дорого обошелся головной убор.
Руки у него росли не из того места. Всегда. Вот у Рона – да. В детстве, как младший брат сломает игрушку, старший – чинит. Когда они гоняли на велосипедах, цепь всегда слетала у Джейми, надевал – Рон. Но теперешняя работа была такой, что брата не попросишь помочь. Тут он должен полагаться только на себя. Юноша взял за основу мотоциклетный шлем. Дело сдвинулось, но уходили часы и часы кропотливейшего труда. А каждое мгновенье, проведенное над этим шлемом, стоило чьей-то жизни.
Ирме вдолбили в детстве: «Никогда не принимай подарков от незнакомых. Никогда не садись в чужу. машину». Вот только почему – не объясняли. А она и так знала. Нехорошие люди заманивают маленьких деток, уводят от мамочек и папочек. Нехорошие люди хотят делать с маленькими девочками ужасные вещи. Лет до семи она к краю тротуара подойти боялась. Мама всегда ворчала: «Я здесь, Ирма. Со мной тебя никто не тронет. Держись за юбку, Ирма. Хватит реветь, Ирма».
Потом ушел отец. Почему – она так и не узнала, ни тогда, ни после. Мать посылала ее в магазин за покупками. «Не бойся, милая. Это в конце квартала». «Не психуй, Ирма. Это не так уж далеко». «Прекрати хныкать, девчонка. Да, темно, ну и что?» Началось с бакалеи. «Вот тебе пятьдесят центов. Купи сегодняшнего рулета, а на остальное сыру». Потом пошли ликеры. Ирма приходила к запертой двери. Запертой, пока не выходил дядя Джой, или дядя Пит, или дядя Ктоугодно.
Дворика перед домом не было, только заплата брусчатки за полуметровой стенкой из рассыпающегося кирпича да пыльной бирючины за ней. В ужасе от каждого прохожего и проносящейся мимо машины, под защитой ограды, скрючившись, обхватив себя руками, ждала она, когда лязгнет щеколда и будет дозволено войти. Ее личико в полосах слез, похоже, приводило мамочку в ярость. Это заметно было только по стиснутым зубам и напряженной спине. Пока не уходил «дядя». Тут ее прорывало. Сначала словесно. Потом, когда выхлестывалось уже достаточно бешенства, туфли. Ее не били. На ней топтались, «она – как коврик у двери». У матери было обыкновение надевать туфли с самыми высокими каблуками и любоваться ими, вытягивая носочки и делая пируэты перед большим зеркалом.
Очень нежным голосом мать предлагала Ирме насладиться вместе с ней изяществом ее туфелек. Особенно тонкими длинными каблуками с металлическими кончиками. Потом Ирма должна лечь к ногам матери. Это лучше, чем когда собьют с ног. Мать просто будет ходить взад-вперед по спине. При каждом шаге не забывая надавить и провернуть. «Стилеты, Ирма. Тебе ясно теперь, почему их зовут „стилетами“?» Так и продолжалось, как по расписанию, до тринадцати лет. Пока однажды вечером «дядя» не открыл дверь прямо в тот момент, когда Ирма вернулась из магазина, где продавались ликеры.