Комонс III. Игра на чужом поле
Шрифт:
– Мне показать вам расчёт потребности в «Ча», чтобы вы убедились..
– Незачем. – отмахнулся старый Йази. – На Играх всё покажешь. Ты, Парьякааку – лучший боец касты и, стало быть, знаешь, что делать.
Намёк был прозрачен: каста в его лице готова щедро оплачивать подготовку, но не потерпит неудачи.
Похоже, сидящий в его голове чужак на иное и не рассчитывал.
– Лёгкой ряби «Майю» вам, апу!
– И тебе лёгкой… – отозвался тот. – Да, и подружку свою можешь забрать. Пусть отдохнёт, чтобы от души ублажить нашего героя. И передай ей лично от меня, чтобы старалась хорошенько! После твоей победы, в которой никто из нас не сомневается, немало девушек захотят разделить с ней эту сладостную ношу. Надеюсь, она не будет против компании на вашем ложе?
И подмигнул – игриво, с похабной усмешечкой.
Парья ответил вымученной улыбкой, склонился ещё ниже и, не разгибая спины, попятился прочь от начальственного алтаря.
Я шагал к нашему с Парьей рабочему месту. В бесплотной груди вскипал самая, что ни на есть, настоящая ярость – этот начальственный боров посмел отпускать грязные намёки в адрес Кармен! Остро захотелось сходить за макуатилем, вызвать мерзавца на поединок и отправить его "Искру" в тёмную бездну Уку-Пача, откуда никто ещё не возвращался…
Увы, всплеск праведного гнева пришлось задавить в зародыше. Во- первых, Облачная Стража бдит, и попытка вызвать на поединок непосредственного начальника, да ещё и на рабочем месте, будет пресечена мгновенно. И тогда в Уку-Пача (откуда, как известно, никто ещё не возвращался) отправимся уже мы с Парьей. А во-вторых, подобный вызов выглядел бы попросту глупо: оргии любой степени разнузданности и с любым количеством участников были здесь почтенной традицией и даже составляли часть многих ритуалов. А вот верность партнёру, выставляемая напоказ Парьей и Чуики, наоборот, вызывает у окружающих недоумение, а то и язвительные насмешки.
Впрочем, к этой их странности давным-давно привыкли. И немного находится желающих нарваться на вызов от лучшего бойца касты. Ведь дуэль – это не схватка на Играх, она ведётся до полного истощения "Ча", и никак иначе.
Задумавшись, я потёр грудь – там, где её пробороздил макуатиль куклы-тренажёра. Значит, мой реципиент – то ли гладиатор, то ли чемпион-поединщик, кумир экзальтированной публики, киснущий в своём виртуальном болоте без острых ощущений? Что ж, всё правильно: если придётся принять участие в этих Играх, то имеет смысл поднять шансы на победу. И я, кажется, знаю, как это сделать.
Глава третья
«Мир полон злых, бездушных людей. – вздыхал Женька, складывая в сумку учебники, тетради и прочий полагающийся всякому советскому школьнику хлам. – Это каким жестоким, каким лишённым чуткости надо быть, чтобы отправить их с Серёгой в школу! После всего, что с ними произошло: после страшного известия о гибели друзей-фехтовальщиков, после путешествия по Южной Америке, заоблачных серпантинов «Дороги Смерти». После «свистящей смерти» над головой, и горячих, остро воняющих порохом винтовок в руках, после пробитых пулями тел соратников…»
Ладно, какой смысл теперь сокрушаться? Совершенно никакого – и в школу идти всё равно придётся, хотя бы для того, чтобы не огорчать родителей. Да и аттестат зрелости, будь он трижды неладен, получать надо. Правда, до этого, как и до экзаменов в ВУЗ (кстати, выбор ещё не сделан!) не меньше полутора лет – половина девятого и весь десятый классы. Но это не значит, что можно бездельничать…
Плавание на «Металлурге Аносове» прошло спокойно. Круг ртутно сияющей под солнцем воды, стайки летучих рыб в тропиках, залетающие прямо на палубу и беспомощно тыкающие в брезенты, спасательных шлюпок. Коварная попытка боцмана устроить «крещение» по случаю пересечения экватора – пришлось объяснять, что они уже проходили эту процедуру на «Сомове»… Долгие партии в шахматы в кают-компании, кино из трещащего проектора в красном уголке… Ни заходов в порты, ни внеплановых задержек, ни даже шторма завалящего не случилось – в положенный срок турбоход издав протяжный гудок, отшвартовался у стенки Одесского порта. Голенастые краны принялись перекидывать с борта на бетон пирса штабели ящиков и тюков с ценными грузами, пассажиров же (на судне их было около полусотни) ждал таможенный досмотр. Ребята слегка напряглись – меньше всего хотелось объяснять происхождение двух единиц оружия, на которые не имелось ни единой бумажки, объясняющей происхождение этой явственной контрабанды. Но обошлось: под вечер к борту судна подвалил неприметный катерок, пограничники в зелёных фуражках, дежурящие у трапа предупредительно отвернулись, и Женька с Астом, покинув гостеприимную палубу «Аносова», отправились сначала на военный аэродром, а потом, военным же бортом – в Москву, на аэродром в Жуковском. Так и закончилось их путешествие – и начались рутинные будни.
Что там в расписании? Алгебра, будь она трижды неладна, география… Затем НВП – увы, продинамить его не получится. Вот если бы последним, пятым, то Жора наверняка отпустил бы их обоих по домам. Учёных учить – только портить, и военрук это хорошо понимает.
Четвёртым уроком идёт физкультура, и это тоже проблема, хотя и не самая серьёзная. Ну, хорошо, потемневшие под южноамериканским солнцем физиономии ещё можно объяснить продолжительным отдыхом на горнолыжной базе в Баксанском ущелье, но как быть с руками и ногами, ничуть в плане загара не уступающими лицам? Наврать, что ли, про особые методы закаливания в виде катания по горным склонам в одних плавках? А что, мысль – жаль только, не додумались сделать заранее десяток фоток в подмосковной Яхроме, признанной Мекке столичных горнолыжников…
Маета, да и только.
Зато шестой урок – русская литература, глоток свежего воздуха, праздник души. Теперь рядом нет «Второго», но канувший в космические бездны напарник успел заразить его своей привязанностью, как к предмету, так и к учительнице.
Женька открыл учебник. Начало третьей четверти – ого, уже начали изучать Льва Толстого? У «Второго» был пунктик насчёт «наполеоники», а «Войну и мир» он знал по-настоящему хорошо, и кое- что, конечно, осело и в Женькиной памяти.
Будильник на кухне призывно звякнул – пора. За окном танцуют снежинки, такие желанные, такие родные после южноамериканского лета. Куртка на меху, тёмно-синяя, «лётная», со специальным карманом под пистолет – отцовский подарок на Новый Год. Тёплые военные башмаки – термометр показывает минус двадцать один градус, и лучше утеплиться – неизвестно, сколько придётся ждать автобус на остановке возле метро. Не забыть притянуть к сумке пакет с парой привезённых из Бразилии кроссовок – сменка, куда ж без неё… Проверить, на месте ли ключи – когда он вернётся, родителей не будет дома, и если что, торчать на лестничной клетке придётся до семи вечера. Легонько кольнуло в сердце тоской – уже не позвонишь из автомата Кармен, чтобы та приехала, избавила бестолкового напарника от одиночества. И в школе её больше не будет – яркой, порывистой, в неизменной рубашке «хаки», притягивающей, как магнитом, взоры парней-старшеклассников. Тело внебрачной дочери Команданте Че давно зарыто в буро-красную сухую землю долины Хрустального черепа. А её личность, Мыслящий, душа – назовите, как угодно, суть от этого не меняется – пребывает сейчас в таких далях, что для них и слова-то не подобрать…
Женька отогнал прочь невесёлые мысли и затянул покрепче ремни сумки. Вроде, всё готово. Ну, что – здравствуй, школа?
Урок обществоведения начался с политинформации. Этот скучнейший ритуал не вызывал у Женьки отторжения, как у прочих одноклассников – общение со «Вторым» научило его читать между строк, так что, услыхав, как Андрюшка Куклин бойко отбарабанил заметку из «Правды» об очередном пленуме ЦК КПСС, он насторожился. В списке членов Президиума вместо министра обороны Устинова него там каким-то образом оказался маршал Огарков. А ведь ему, и Женька хорошо это помнил, полагалось быть всего лишь начальником Генерального штаба – до восемьдесят четвёртого года, когда он будет смещён с должности с понижением. По слухам, из-за скандала со сбитым южнокорейским «Боингом». И уж точно начальнику Генштаба не место в президиуме пленума ЦК – не его это уровень.