Компаньоны
Шрифт:
Однажды днем Реджис возвратился в их комнату с заполненным до половины мешком и застал отца в крайне возбужденном состоянии. Стеклянные осколки и лужица полупрозрачной коричневой жидкости у стены подсказывали, что произошло.
— А, хорошо, что ты здесь, — невнятно пробурчал Эйвербрин, сидящий рядом с лужей. Он рассмеялся и едва не упал. — Что-то у меня ноги немножко дрожат, — продолжал он, пытаясь подняться.
Реджис помог ему встать, и Эйвербрин немедленно привалился к стене для большей устойчивости.
— Будь хорошим мальчиком
— Нет, — ответил Реджис, и слово это, слетевшее с губ, лишь подкрепило его решимость. Он ничего не мог поделать со сложившейся ситуацией, но, возможно, ему удастся решить проблему иначе.
— Нет? — Взрослый хафлинг враждебно уставился на него.
— Хватит, па, — хладнокровно заявил Реджис.
— Что?
— Ты слишком много пьешь, па, — сказал Реджис. — Надо немножко притормозить. Побольше есть и поменьше пить, да?
Он заметил, что Эйвербрин смотрит на него не моргая.
— И тебе нужно выйти из этой таверны — ты же совсем никуда не выходишь! — продолжал Реджис, пытаясь говорить как можно веселее. — О, сейчас такая чудная погода, солнечно и прохладный ветер с моря. Давай я принесу тебе поесть. Мы еще успеем до заката погулять по берегу...
Его перебил отец, взвизгнув, и Реджис никогда еще не видел ничего подобного по внезапности и первобытной свирепости. Эйвербрин ринулся на него и с силой ударил по лицу, сбив с ног.
— А ну неси бутылку! — завопил пьяница, надвигаясь на него и тяжело топая по дощатому полу. — Ты, крысеныш! Не смей указывать мне, что делать! — Он протянул руку и сгреб оглушенного Реджиса за ворот, поднял его так, что ноги оторвались от земли, и швырнул обратно на пол. На этом Эйвербрин не успокоился, он яростно тряс сына и рычал, брызжа слюной.
Реджис едва слышал слова, настолько его потрясло это внезапное превращение. Наконец папаша отпустил его, швырнув напоследок кубарем к выходу.
— Марш! — приказал Эйвербрин.
Со слезами на глазах Реджис выбрался из комнаты. Он сбежал вниз по ступеням, но не пошел в бар, а выскочил из дверей таверны на улицу.
Прежде чем юный хафлинг понял, куда идет, ноги сами привели его в проулок к замечательному Морада Тополино.
Он дождался, когда солнце село и ночная тьма полностью укрыла землю. И тогда Паук начал свое восхождение. Любовь к Эйвербрину гнала его вперед.
Он вскарабкался прямо на крышу и подобрался к окну «вдовьей дорожки», вслед за лунными лучами заглянув внутрь.
«Что я здесь делаю?» — мысленно спросил он себя. Чего он надеялся достичь? Что бы он ни сделал в Морада Тополино, как это могло повлиять на стремительно скатывавшегося в пропасть Эйвербрина?
Он украдет — много — и, разбогатев, заберет Эйвербрина в другое место, получше, где их положение не будет зависеть от прихотей безжалостного Дедушки и равнодушия хозяйки постоялого двора.
— Да, — произнес он и кивнул.
Его чуткие молодые пальцы пробежали по оконной раме, выискивая проволочные оттяжки или
Реджис вытащил из кармана маленький нож, тот, которым выковыривал устриц из-под камней в глубинах Моря Падающих Звезд. Окно было разделено на две части, которые могли заходить друг за друга, впуская внутрь морской ветерок. Он заметил, что верхняя половина чуть заходит за нижнюю.
Он просунул нож в узкий зазор между ними.
Прижавшись лицом к стеклу, он медленно, очень медленно продвигал лезвие вниз.
И вот оно: та самая оттяжка.
Реджис кивнул, он много раз видел именно такие ловушки в Калимпорте. Двигающаяся створка, одна или другая, к которой прикреплена проволочка, оборвет ее. На раме каждой из створок есть маленький кусочек острого лезвия, чтобы перерезать проволочку, когда она туго натянется. Реджис поводил ножом по верхней кромке верхней створки и отыскал это хитроумно запрятанное лезвие. Он с легкостью удалил его.
Нож вернулся обратно, на этот раз нащупывая запорный механизм. Легонько повернув, Реджис открыл замок.
Он медленно опустил верхнюю створку. Безусловно, он предпочел бы поднять нижнюю, чтобы легче было пролезть, но не мог так просто подобраться к утопленному в раме лезвию, поскольку эта створка располагалась перед другой и лезвие ножа должно было находиться между ними. Однако это было не важно. В конце концов, его звали Паук, и это прозвище было вполне заслуженным.
Опустив стекло до половины, Реджис оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не следит за ним, и полез внутрь. Он проскользнул в угол мансардного окна, потом извернулся и протиснулся в комнату через верхнюю оконную створку.
Некоторое время он висел на окне, изучая пол. «Похоже, там ловушка, срабатывающая при нажатии», — сказал он себе, поэтому перебрался по стене в сторону и там легко спрыгнул вниз.
В комнате почти не было мебели, лишь кресло, развернутое к окну, к бескрайней глади моря, и маленький столик возле него — возможно, для обеденного подноса.
Позади кресла виднелась опускная дверь, теперь открытая, и закрепленная лестница, ведущая вниз, в главную часть дома.
В главную часть дома, к богатствам Дедушки.
Реджис начал спускаться, крадучись в темноте. Он шел на цыпочках, бесшумно ступая босыми ногами, запоминая расположение разных коридоров и дверей, останавливаясь и прислушиваясь перед каждой. За поворотом узкого коридора, ведущего в заднюю часть дома, он увидел маленький огонек, просачивающийся из чуть приоткрытой двери. Осторожно, шаг за шагом, двигаясь абсолютно бесшумно, воришка подобрался ближе и заглянул внутрь.
Единственная свеча почти догорела. Реджис увидел огромный стол, слишком затейливо украшенный, чтобы принадлежать мелкому клерку. Решив, что это место, где Дедушка ведет свои дела, хафлинг отважился чуть приоткрыть дверь и заглянуть внутрь.