Кому светит Большая Медведица
Шрифт:
А что Стеша? – повторил он. – Мне кажется, Олежка, пришло время взглянуть на ваши отношения более объективно. Кто сказал, что они продлятся вечно? Стеша очень импульсивна и эмоциональна, и, на мой взгляд, сама ещё не уверена в своих чувствах. Знаешь, сколько в твоей жизни будет таких девушек? – говорил Дима, чувствуя, как гадко становится на душе. Простит ли когда-нибудь Олег эту чудовищную речь? Лишь впечатление от недавней встречи заставляло его оставаться непоколебимым, и он продолжил с глубоким убеждением.
– Нельзя отказываться от своей карьеры ради сиюминутного чувства. Много
Да, - медленно произнёс Олег, - глубоко в душе я понимаю, Дима, что ты прав. Но ты для меня не только авторитет. Ты – пример. Как бы тяжело мне ни было, я буду воспитывать в себе твёрдость духа и такой же стойкий характер, как у тебя! Со временем я забуду Стешу, учёба поможет мне в этом. Эти девчонки! – с пренебрежением добавил он, и Дима почти услышал вопрос в его словах: «А разве тебе они принесли счастье?»
Он с сочувствием взглянул на мальчишку и сказал:
– Ты настоящий мужчина, Олежка. Я горжусь тобой. И я знаю, что ты со всем справишься, как говорится, пройдёшь "огонь, воду и медные трубы", - ободряюще улыбнулся он, - но до того, как это случится, тебе необходимо отвлечься: сейчас я приготовлю что-нибудь перекусить, а потом мы сходим в цирк. Ты не возражаешь?
Я помогу тебе, Дима, только приведу мысли в порядок, - отозвался Олег, складывая листки в стопку, - я присоединюсь к тебе – мне нужно всего пять минут.
Дима опустил глаза, не в силах выдержать горький взгляд мальчишки, и ушёл на кухню.
Олег взял в руки первое стихотворение и прочёл начало. «Теплоход был последней моей надеждой, что угасла, но жив ещё уголёк. Почему же ты мил мне, как прежде, голубоглазый и серьёзный паренёк?» - эти строчки напомнили ему поездку класса по Волге: как он постоянно сталкивался со Стешей на палубе, и как она каждый раз краснела и опускала глаза. «Это всего лишь красивые слова, - с горькой усмешкой подумал он, не в силах представить себе, как скажет Стеше о своём решении, - что может знать она о моих мечтах?»
Он порвал листок, за ним другой, и третий, и остальные; открыл окно и смёл всё, что осталось от Стешиной любви.
«Стеша, если бы ты была дочерью Димы! – прошептал Олег, глядя, как ветер подхватывает клочки и уносит их к заливу. – И тогда бы никакие мечты не поманили меня за собой, кроме единственной – быть с тобой рядом…»
Глава 24.
«Дни Бируте»
Малышка, я принёс тебе поощрение, - Виктис потряс перед её носом пакетиком.
Бируте осталась безучастна к его появлению. Синяки и ссадины после той ужасной ночи уже давно зажили, ненависть и злость, овладевшие её сердцем, сменились равнодушием и душевной усталостью. Её раздражал окружающий мир. Тогда только Алла удержала от безумного шага, но скоро – совсем скоро – никто и ничто не остановит её. Жить в этом аду она больше не видит смысла. Алла потом сказала ей: «Ты знаешь, Бируте, самоубийц хоронят за оградой кладбища. Им нет места среди тех, кого Бог забрал сам. Не искушай дьявола». Бируте, вспомнив эти слова, усмехнулась. Бог! Дьявол! В первого она не верила, дьявол же правил тем миром, в котором она
Бируте вздрогнула, поймав себя на мысли, что думает об этом так, как будто всё уже случилось. Как ей хочется жить! Жить, а не существовать! Ах, как было бы прекрасно, если бы из мира исчезли Виктис, Виктор, эти похотливые клиенты, и наркотики! Остались бы только бабушка, Алла, Пашка и…Голос Виктиса грубо вырвал её из страны мечтаний.
Эй, детка, что с тобой? – он присел перед ней на корточки и встревожено заглянул в её глаза. – Тебе плохо?
Бируте с трудом сдержала смех. Ей плохо?! Иногда в этом жестоком и красивом парне проглядывалась человечность, но и проявляясь, она смотрелась нелепо. Словно палач, замучив жертву, с озабоченным видом окатывал её холодной водой, чтобы продолжить свои издевательства.
Виктис притащил радиоприёмник.
Бируте, малышка, очнись! Я включил тебе музыку.
Он обнял её колени, но Бируте даже не шелохнулась. Руки парня задрожали, он отнял их и заслонил лицо, словно от удара.
Бируте! – протяжно прошептал он и вдруг, снова упав на её колени, разразился рыданиями. Бируте в ужасе отшатнулась от него. Его плечи судорожно вздрагивали, руки бессильно опустились, и она увидела крупные капли, сбегающие по его лицу. «Да-да, - злорадствуя, шептал ей на ухо дьявол, - Виктис накачался наркотика. Я заберу сначала тебя, а потом его!»
Она вышла из оцепенения и бросилась к нему. Бируте знала, что никогда прежде Виктис не проявлял интереса к наркотикам. Но то, что сейчас происходило с ним, мог вызвать только он. Неужели Виктис пристрастился к этой гадости?
Виктис, Виктис! – изо всех сил трясла его Бируте. – Кто дал тебе наркотик? Говори же! Ну?
Он плакал у неё на руках, словно маленький ребёнок, и на какое-то мгновенье ей стало жаль его. Нет, она не может допустить ещё одной жертвы этой страшной болезни. Надо что-то делать!
Яшка-цыган предложил мне всего лишь попробовать, - слёзы Виктиса высохли так же внезапно, как появились, - я и не предполагал, что это полное дерьмо! – Он устало поднялся и огляделся в поисках кровати. – Только одному чёрту известно, как мне сейчас хочется спать. Эй, маленькая шлюшка, не хочешь составить компанию? – он раскинул руки и сделал шаг навстречу Бируте. Лицо его исказила злобная гримаса. Бируте взвизгнула и выскочила из квартиры. Сзади остался неистовый хохот, потом заскрипели пружины старой раскладушки, и всё стихло.
Бируте не вернулась домой. Она бы не смогла. Оставалось одно – ждать, когда Виктис проспится. И Бируте отправилась к Алле. Дом подруги был таким же неуютным, но больше идти было некуда.
На улице шёл дождь со снегом, воздух был неприятно сырым, ветер пронизывал до костей. В эти бесконечные промозглые и серые дни Бируте казалось, что она умирает вместе с природой, лишь тело продолжает совершать действия, повинуясь приказам мозга.
Мне не нравится цвет твоего лица, - были первые слова Аллы, когда она открыла дверь и увидела подружку.