Шрифт:
Олег Фомин
Конь в пальто
Последний глюк перед вытрезвителем – меня вязали мен… копы. Фуражки, дубинки, наручники, как положено. Все бы ничего, но это были не люди, а зайцы. Лисята, слоники, кабанчики и прочая мультяшная братия. Размером с людей, на двух ногах.
Торчал ночь в камере с себе подобными, крыл матом весь свет. Вырубился. Утром башка как ядерный реактор, но верх от низа отличал.
Пахло укропом… У порога заметил банку с рассолом! Что за акция благотрави… вари…?
Что за фигня?
Дверной скрежет. Хорошо, успел тару поставить – иначе б выронил.
В проеме стоял заяц.
Человек в костюме зайца. Раздутое пузо, лапы как у Годзиллы, уши пальмами до потолка, голова с телевизор. На плече – здоровенная дубина в виде морковки. Фуражка, погоны, нашивки, – плюшевые, пестрые как гирлянды. За поясом надувные наручники.
– Все, б… ь, допился, – прошептал я.
– Чего скис? Пришли за тобой, радуйся! – Из прорезей под заячьей челюстью сверкнули глаза.
За дверью ждал еще один, жираф. Рогатенький, в шоколадных пятнах на золотистом бархате. Наперевес с игрушечным автоматом.
Меня повели…
Сзади стучали копыта, заячьи уши виляли опахалами. Я сутулился. Хотелось перекреститься.
Оказался в мрачной комнатушке. Там словно ничего не меняли с советских времен. Разве что лампочка энергосберегающая. На столе – картонная коробка.
Вскоре появилась лисичка: на макушке треугольнички, в ногах пушистое облако – хвост. Вжикнула «молния», и рыжая голова капюшоном откинулась назад.
– Маша?
– Влад, я все объясню по ходу. Переоденься. – Она уронила коробку на бок, оттуда вывалилась груда песочного меха…
Верблюд.
– Это типа шутка?..
– Влад, я же сказала…
Пришлось подчиниться. Пока я кряхтел, Маша рассказывала:
– Сейчас все на ушах стоят. В городе социальный эксперимент… Всю поднаготную ворошить долго, но основных условий два. Первое – граждане в течение трех дней должны вместо привычной одежды носить… вот это. Так же работать, гулять, развлекаться, но костюмы можно снимать лишь дома. На улицах, в общественных местах околачиваются ребята вроде этих…
Я вздрогнул – заяц за порогом дунул в футбольную пищалку-язык и довольно гыкнул.
Бред. Голова ехала каруселью… Интересно, чья?
– А второе?
– Второе, – Маша упаковала мои шмотки в клетчатую сумку, – автомобильное движение запрещено, пути в город перекрыты…
– Что?
– …потому что садиться за руль или переходить дорогу в этом тряпье – массовое самоубийство со спецэффектами. Машины, автобусы, – все молчит.
Я беспомощно пялился на отражение в зеркале. Шкура малость провисала, верблюжьи глаза оплыли сонливостью и беспонятием. Мои тоже.
– Засмеют. – Я опустил руки-копыта.
– И не надейся! – ухмыльнулась Маша, сумку запихнула мне в горб. Надела лисью голову. – Пошли.
– Но…
– По пути!
Она вышла, я поплелся следом.
– Ты, главное, носи это, – прогундосил жираф. – А то наши загребут и обратно.
Обнадежил…
У сестры шажочки мелкие, элегантные: бедра сшиты вместе, но под хвостом замечалось лишь
На улицах пестрел зоопарк! Утром прохожих обычно мало, но из-за сочных красок и толстобоких нарядов, не говоря уже о головах – гири для великана, город искрился жизнью, пенился как фруктовый коктейль. Фигуры шатались, ползли, подпрыгивали, – кому что досталось.
Рекламщики в ауте: среди такой клоунской толпы ходячую пиццу или гамбургер даже не заметят.
– Чувствую себя идиотом… – пробурчал я. – А тебе, вижу, нравится.
– Подаю пример окружающим. – Маша подмигнула. – У меня было время морально подготовиться. Я волонтер проекта.
У меня челюсть отвисла.
Когда они все успели, пока я бухал, что ли? Хотел спросить у сестры, но как-то сразу расхотелось. Еще скажет, что в запое валялся неделю, а за это время в Диснейленд превратилась вся Россия вместе с СНГ и Китаем.
Люди ходили, в основном, компаниями. Понятно: сам бы в таком виде не сунулся в свет без Маши. Девушки хихикали, стараясь скрыть смущение; парни ржали. Те, кто сами по себе, тихо улыбались, а под масками прятали пунцовые щеки…
Понял, что все чувствуют примерно то же, что и я… Отхлынула горячая волна, внутри верблюда ощутился простор. Потупившийся было взгляд поднялся с тротуара, я начал смело озираться. Медведи косолапили и пыхтели, гуси шлепали важно, осанисто, чуть заваливаясь назад. Оп! Какая-то стрекоза прошмыкнула вихрем, исчезла… Некоторые откровенно радовались. Две девчонки-пчелки крутили полосатыми брюшками, хвастались медовыми полосками. Попугай с пингвином шли вразвалочку, шаг в шаг, напевали что-то из рока.
– А наш двоюродный тоже цветной и пушистый? – Я заулыбался.
– Нет. Не видать нам такого зрелища, – вздохнула Маша. – Еще перед рассветом смотался с дружками на кладбище. Мы, говорит, готы, в этой дурке скакать не собираемся.
– Ну, понять можно…
– У нас в офисе Лиля – тоже гот, и ничего. В восемь утра прилетела воробышком, довольная до ушей.
Зашли в универсам. С корзинками и тележками плюшевая живность смотрелась еще забавнее. Растопыренные копыта, когти вечно что-то роняли, хвостатые зады смахивали с прилавков товар, посетители сталкивались в проходах. Отовсюду:
– Ой, извините!
– Простите!..
– Ничего-ничего…
Труднее всего приходилось кассиршам. Румяные бедняжки кое-как принимали товар, дисконтные падали, но больше всего хлопот было с деньгами. Бумажки шуршали, монеты звенели – сыпались на пол. У кого не находилось мелочи, говорили: «Сдачи не надо» – и топали к выходу. На лицах пот, в воздухе гомон и смешки.
Маша расплатилась, я потащил пакет. При сестре не решился взять пива…
Небеса текли в молоке, солнце всплывало над городом выше и выше. По улыбающимся головам бегал смех, до крыш взлетал визг. Народ беспечно слонялся по освободившейся от машин проезжей части. Вдоль белых полос по-хозяйски расхаживал двуногий лохматый пес. Меж висячих ушей – фуражка, на поясе – громадная резиновая кость в роли дубины. Страж порядка пританцовывал под бодренький мотивчик ударных и губной гармошки, льющийся из радио.