Конь в пальто
Шрифт:
– Раздевайся, что ли, – предложил Олежка, отбирая у Оли прикуренную сигарету. – Познакомимся поближе.
Она упрямо извлекла из пачки новую сигарету, чиркнула зажигалкой, выпустила из ноздрей дым и с сомнением в голосе произнесла:
– На фига ближе? Трахнемся – и дело с концом. Мы ж не в кабаке, чтобы знакомиться.
Железная логика. Олежка пожал плечами:
– Тем более раздевайся.
Оля, вздохнув, отложила сигарету и заизвивалась вся, с шуршанием выскальзывая из тесной оболочки своего платья. Сходство со страусихой сразу исчезло, зато припомнились Олежке гадючьи повадки. Он побултыхал все еще тяжелехонькой
– Что уставился? – недовольно спросила она. – Штаны снимай. Резинка есть?
– Какая еще резинка?
– Презик, – пояснила Оля, деловито освобождаясь от ажурной сбруи. – Натягивай, и поехали. Ты как хочешь – сзади или спереди?
С сигаретой девушка явно не собиралась расставаться. Олежка заколебался. Он не знал, как он будет, и не потому, что его озадачила необходимость выбора. Он опасался, что при подобном подходе не сможет ни так, ни этак.
Самое обидное, что Оля, по всей вероятности, была последней женщиной в его жизни. «Последняя услада смертника, вот как это называется, – горько подумал Олежка. – До чего же ты щедрый, добрый папа Хан…» Ханская наложница выжидательно смотрела на него сверху вниз, не забывая временами вставлять сигарету в презрительно искривленные губы.
– Заткнись и иди сюда, – скомандовал Олежка, внезапно наливаясь злобной силой. – Я буду по-всякому.
4
Напрасно Олежка полагал, что время у него еще есть. Шансы дожить до утра у него были самые мизерные. Хан и Итальянец, каждый заочно приговорившие Олежку к смерти, тоже не догадывались о том, что лошадка, на которую они сделали свои ставки, может и вовсе не выйти на финишную прямую.
В ляховскую квартиру тихо проник человек, у которого имелись и ключи, и заряженный пистолет, и очень недобрые намерения. Он пришел, чтобы побеседовать с двоюродным братом по-родственному. Нашлась на свете женщина, которая сблизила их так, что дальше некуда. Вплоть до смертельного столкновения лбами.
Шевельнув ноздрями, Жека сразу почуял плохо выветрившийся запах винных паров, застарелого табачного перегара и свежего дыма. Стол в гостиной оказался заваленным посудой и объедками, а то, что не уместилось на нем, неаккуратно громоздилось прямо на полу. Но Жека не был инспектором санэпидемстанции. Он явился сюда скорее как блюститель нравственности, а потому его больше всего заинтересовали характерные звуки, доносящиеся из спальни. Сопение мужчины и женщины, такое учащенное, словно они затеяли в темноте соревнование по бегу на месте или отжиманию от пола. Прислушиваясь к шуму, Жека сдвинул на пистолете флажок предохранителя и удобно разместил палец на спусковом крючке, сунул «ТТ» в карман плаща и включил свет. Ленка сама предложила ему заглянуть сюда на огонек. Значит, да будет свет!
– Кто там? – всполошился в спальне невидимый Олежка. Затем из дверного проема высунулась его взлохмаченная голова и легко определила, кто там. – Жека?
– Он самый, братик. Я вам не помешал?
– Так я тут… это…
– Я уже понял, – кивнул Жека. – Можешь не утруждать себя объяснениями.
Он собирался открыть огонь не раньше, чем увидит обоих. Им, оказывается, вчерашней ночи оказалось мало. Или Ленка обнаглела настолько, что пригласила его побыть третьим? Может быть, даже в скромной роли наблюдателя? Но зрительницей станет она сама. Интересно, как понравится ей вид мозгов, вышибленных из бесшабашной головы родственничка? Как пакостил – без штанов, – так и подохнет…
– Не поняла! – донесся из темноты грубоватый женский голос. – Что за кайфоломка?
Жека опешил. Голос принадлежал явно не Ленке… Рука, собиравшаяся извлечь пистолет, замерла на полпути. Жека вопросительно посмотрел на Олежку: кто такая? Тот пожал плечами: такие вот, брат, дела, сам понимаешь, не тот случай, чтобы презентацию подружке устраивать.
Еще мгновение, и Жека развернулся и пошел бы прочь, с облегчением ругая Ленку, устроившую ему такое мучительное испытание чувств. Но мгновения как раз и не хватило. Потому что в Олежкиных глазах мелькнула растерянность. Почему он так испугался? Почему, бросив быстрый взгляд поверх Жекиной головы, потупился и завибрировал?
Медленно подняв лицо к празднично сверкающей люстре, Жека сразу обнаружил ответ на свой вопрос. Помимо хрустальных побрякушек там висело совершенно инородное украшение. Неуместная тряпица, сувенир на память. Славные трусики, очень похожие на те, которые один мужчина подарил своей возлюбленной в феврале, на день Святого Валентина. Задорное сердечко на самом видном месте. Внутри сердечка вышито имя Хелен, то бишь Елена. Загляни к своему любимому родственнику… На огонек… Шурша плащом, Жека поднял руку и снял с люстры сувенир, еще надеясь, что это просто глупое совпадение.
– Как зовут твою гостью, братик? Похвастайся.
– Я Оля, а вообще-то Лара! – горделиво ответствовала незнакомка из спальни. – А што такое?
Олежка зачем-то виновато развел руками, но Жека смотрел не на него, а на сувенир. Судя по манере изъясняться, невидимому нежному созданию было по барабану, как его называют. Хоть Оля, хоть Лара, хоть вообще Хелен…
– Девушка, – строго сказал он. – Вы зачем разбросали по квартире свое нижнее белье?
Все тот же волнующе-низкий голос откликнулся мгновенно:
– Чего-о? Какое еще белье? Мое – тута!
Олежка мог бы опять виновато развести руками или пожать плечами, но в этом не было никакой необходимости: он до сих пор не сменил предыдущую позу, и теперь ему оставалось лишь сохранять удрученную неподвижность.
– Ты совсем запутался в своих случайных связях, – осуждающе сказал Жека. – Лена, Оля…
– Подожди минутку, – попросил Олежка. – Я оденусь.
Он скрылся, и до Жекиных ушей долетело раздраженное шипение незнакомки, которым она силилась выразить преисполнившее ее негодование. Насколько Жека мог понять, она считала присутствие гостя именно здесь и сейчас излишним, требовала его удаления с поля. Олежка, кажется, оправдывался:
– …койся, он скоро уйдет.
– Вот пусть и проваливает, пока я Хану не позвонила. Он тебе даст гостей!.. – кричала она. Жека вошел в спальню, сдернул с кровати голосистую командиршу и поволок ее в ванную комнату, мимоходом наставляя:
– Сбавь контральто, ладно?
– Шо тебе надо? – ерепенилась девица, рост которой лишь самую малость не дотягивал до Жекиного. – И хто ты такой?
Статью – манекенщица мирового масштаба, речью – уроженка какой-нибудь Кацапетовки, и не просто Кацапетовки, а Малой. Так что до совершенства ей не хватало сущей ерунды – врожденной немоты.