Конан и алтарь победы
Шрифт:
— Видать, не у всех до этого места заканчивалось вино,— заметил по этому поводу Омигус.
Вообще, путешественники пребывали в хорошем настроении. Славная погода, обилие пищи вокруг, отсутствие препон на пути — все это поднимало дух. Луара стала понемногу отходить от пережитых потрясений, и иногда на ее лице появлялась улыбка. Даже их невольнику дальнейшая судьба уже не представлялась столь мрачной и безнадежной.
Как могли, они объяснили Ки-шон, куда держат путь. Поняла ли их кхитаянка, осталось загадкой — она, как всегда, хранила полную невозмутимость, и лишь выражение готовности следовать куда угодно, хоть в саму Преисподнюю вслед за своим повелителем, изредка мелькало на
Омигус шутил, что если бы хоть иногда по дороге встречались трактиры, то можно было бы сказать, что они уже вступили в гиль-дорадские земли…
Однако Конана такое беспрепятственное продвижение вперед ничуть не расслабляло; наоборот, у него возникло и не оставляло его подспудное ощущение опасности, усиливаемое тем, что нигде, ни разу он не заметил даже намека на предсказанные принцессой Ливией ловушки.
Они вышли к тихому лесному озеру, в зеркале которого отражались деревья и солнце, наполнили почти опустевшие фляги и, поразмыслив, решили искупаться. Девушки удалились чуть дальше по берегу и разоблачились в густых зарослях; вскоре послышались плескание и радостные визги спутниц Конана.
Несмотря на то что Луара и Ки-шон совершенно не понимали языка друг друга, между ними быстро возникло нечто вроде дружбы — сплоченные одной бедой, вместе выбравшиеся из смертельно опасной ситуации и оказавшиеся в мужской компании, они интуитивно старались держаться вместе. И именно с помощью Луары кхитаянка быстрее запоминала слова чуждого ей языка.
Варвар разрешил искупаться и Омигусу, а сам остался на берегу: во-первых, он собирался последить за новоявленным рабом — как бы тот не вознамерился сбежать, пока все плещутся в кристально чистой воде, а во-вторых, он не привык доверять умиротворенности неизвестной местности: мало ли что, вдруг в озере водится какая-нибудь тварь, только и ожидающая, когда завтрак добровольно полезет в ее владения…
Но все было спокойно. Водная гладь оставалась недвижимой, и ничто, кроме смеха купающихся, не нарушало первозданной тишины затерянного лесного уголка. Омигус, не отходя далеко от берега, взвизгивал совсем по-бабьи, погружаясь в воду с головой и весело подпрыгивая. Пленник метнул несколько заинтересованных взглядов в сторону обнаженных девушек, но, остановленный несильным тычком Конана, обреченно вздохнул и уставился на озеро.
Омигус вылез наконец из воды, довольно отряхнулся, как собака, передернув хилыми плечами, поросшими редкими седыми волосами; стуча зубами от холода, он закутался в свои одежды. Кивком указав ему следить за пленником, Конан быстро разделся.
Вода была обжигающе холодной, но человеку, который в течение многих дней видел воду только во фляге, который участвовал в кровавой битве и пересек бескрайнюю степь, она дарила невыразимое блаженство. Он погрузился с головой, сделал несколько мощных гребков под водой и вынырнул чуть ли не на середине озера. Отфыркавшись и оглянувшись, Конан увидел, что за ним тянется мутный грязный след.
Тогда он перевернулся на спину и захохотал, молотя руками по воде, чувствуя, как затихает боль в ранах и как покидают его напряжение, настороженность и усталость. Долгое лесное эхо громко вторило его смеху.
Затем — снова дорога на северо-восток, снова лес, поляны, овраги… Иногда из зарослей доносилось чье-то глухое пыхтение, мелькал смутный силуэт какого-то зверя, с треском удиравшего от путешественников, из чего северянин сделал вывод, что здешние животные человека боятся,— значит, эти места обитаемы и понятие «охота» обитателям их знакомо. И Конан еще бдительнее стал вглядываться в окружающий их лес.
Лошади
Киммериец был погружен в невеселые думы. Он знал, что дорога на Гиль-Дорад лежит через горы, неприступной стеной уже высящиеся впереди, а у его отряда не было ни теплой одежды, которая защитила бы их от мороза, ни достаточного количества пропитания, которого хватило бы на все время, что они будут плутать по пустынным снежным равнинам…
И пока он не мог не только сообщить всем остальным, но и сказать самому себе, когда и каким образом будет решать эту проблему. Впрочем, не столько вопрос одежды и питания беспокоил его. Конан, конечно, не строил никаких иллюзий: их предприятие с самого начала выглядело не только неподготовленным, но и в высшей степени безуспешным.
Будь киммериец один (или, по крайней мере, с Ки-шон, казавшейся наиболее приспособленной к полевой жизни), он, пожалуй, рискнул бы на переход через горы… Но в компании с Луарой, до мозга костей городской жительницей, никогда не сталкивавшейся с реальным, жестоким миром, в компании с трусливым волшебником-шарлатаном и, тем более, с непосильной обузой — пленным торговцем живым товаром — затея поиска неведомой страны была заранее обречена на провал…
В таких невеселых размышлениях прошло несколько дней. Путешественники двигались почти безостановочно, лишь изредка устраивая привал. Лес поредел, и над кронами деревьев иногда можно было разглядеть сверкающие вдалеке вершины Кезанкийских гор, таящих для путников новые опасности, возможно более кошмарные, нежели те, с которыми они сталкивались до сих пор. Время от времени на пути встречались обширные, поросшие сочной и высокой, по пояс, травой луга, простирающиеся на несколько лиг окрест, мшистые булыжники и каменистые, присыпанные песком площадки.
Все чаще стали попадаться и настоящие скалы — причудливых форм пористые образования, высотой во много раз превышающие человеческий рост, на ощупь напоминающие пемзу, но не в пример прочнее. Совершенно незаметно для глаз горы приблизились, и уже можно было различить нижние границы ослепительно белых ледников, окутанных матовой пеленой облаков.
Из тягостных раздумий Конана вывел едва уловимый аромат, прибавившийся к лесным запахам, аромат, которого вроде бы не должно было быть в этой местности, где, судя по всему, не ступала нога человека. Стояла глубокая ночь, давно пора было искать ночлег, но среди песчаника, таинственных скал и редких деревцев северянин никак не мог выбрать подходящее место.
Он натянул поводья, жестом приказал спутникам остановиться и принюхался.
Нет сомнений: пахло жареным мясом.
И меж деревьев мелькнул отсвет костра.
Киммериец колебался. Об этих неизведанных землях ходили всевозможные слухи, вплоть до самых ужасных… Не лучше ли будет обойти костер стороной, дождаться рассвета и только тогда продолжать путь к Кезанкийским горам? Не исключено, что неизвестные существа, сидящие у костра, убьют их всех, а уж потом станут разбираться, что они были за люди и что им было нужно. Однако запах мяса, такой успокаивающий, такой аппетитный, притягивал Конана. Вероятно, там готовились к ночлегу такие же, как они, паломники в Гиль-Дорад. Или же местные охотники расположились на отдых перед возвращением домой. Если так, то у охотников можно будет расспросить о горах поподробнее…