Конан и карусель богов

Перумов Ник

Когда киммериец почти потерял надежду на то, что эта проклятая пещера когда-нибудь кончится, из мглы перед ним внезапно вынырнула торцовая стена гигантской таверны. Здесь оказалась и ведущая вниз с мостков лестница. Но Конана больше заинтересовала неприметная дверь в стене, в которую упирался подвесной мост. В отличие от двух других, встретившихся ему в храме, на этой имелись и петли и ручка. Конан осторожно потянул ее на себя – створка бесшумно приоткрылась. Киммериец серой тенью проскользнул внутрь.

Там оказалась крохотная пустая каморка с обычным столом посредине и двумя лавками подле него. На столе нашелся кувшин с каким-то местным кисловатым легким вином и

немного сухарей. Конан проглотил все это за один присест. В противоположной от входа стене он увидел еще одну дверь. Она была приоткрыта и оттуда доносились приглушенные голоса. К своему удивлению, киммериец понял, что разбирает, о чем идет разговор – он велся на старом стигийском наречии.

– О почтенный навал, клыкастый буйвол морей, что ты повелишь содеять с сегодняшними пленниками? – медоточиво проговорил первый голос, в котором Конан безошибочно определил старого царедворца.

– Слушай мою волю, почтенный сегал, щетинящийся клыками волк пучины, тебе надлежит подготовить их для великого жертвоприношения. Мы ждали их так долго, этих проклятых пришельцев с проклятого истинными богами Запада! Но теперь их кровь оросит наши жертвенники и наши небожители возрадуются. Новая сила вольется в них, и они подобно великой грозовой туче низринутся на своих врагов, повергая их во прах. И тогда нашей расе будет возвращено ее исконно высокое место – в то время как те, что именуют себя “людьми”, вновь станут теми, кем им надлежит пребывать от века – двуногим скотом!

“Крепко сказано, – мелькнуло в голове Конана. – Выходит, я не ошибся, Птауакан повторяется. Но теперь мне придется обойтись без хрустального феникса!”[1]

Киммериец не чувствовал страха – одну лишь усталость и сознание того, что ему вновь предстоит тяжелая и кровавая работа – не славный подвиг, не радостная пляска мечей, куда хорошо броситься молодому, горяча кровь ненавистью – но именно работа, опасная, трудная, вдобавок имеющая обыкновение повторяться с завидным постоянством. И в Антилии, и здесь, на краю неведомого континента, хозяева брали в плен его, Конана, команду, пользуясь своим преимуществом родной земли, где так легко поймать новоприбывших в ловушку…

Конан ожидал продолжения разговора, однако вместо этого до его слуха донеслось:

– Слушаю и повинуюсь, о почтенный навал, короной увенчанный рогатый вспарыватель бездн, лобызаю след твой в водных толщах!

Послышались странные шелестящие звуки – как будто громадная змея проползла по мелкому гравию – и все снова стихло. Приготовившийся было к бою киммериец опустил меч.

Его рассудок работал холодно и четко. Он любой ценой должен проникнуть к этому самому “навалу” (Кром знает, что это может значить!) и, если удастся, то затеять переговоры, предложив здешним заправилам сделку – жизни экипажа его галеры за жизнь местного правителя. Другая возможность пробиться в темницу, где держат его людей, а в то, что они пленены, киммериец не сомневался. Что могло быть проще – закрыть каменные створки в начале и в конце тоннеля, так чтобы весь отряд угодил в одну громадную западню? Киммериец никогда не считал, что смерть предпочтительнее “позорному плену”. Из плена можно сбежать, тебя могут спасти, короче – еще можно бороться. Сделавшись трупом, пищей для воронов, пожирателей падали, ты уже бороться никак не сможешь.

Итак, прежде всего теперь следовало добыть “языка”. Этого “навала”, скорее всего, тщательно охраняют… стоп! В голове киммерийца словно блеснула яркая молния. Как же мог он не понять сразу столь простой вещи! Как могло такое случиться, что королевские покои – а сидевший там, за одной-единственной приоткрытой

дверью “навал”, был, судя по всему, здесь кем-то вроде правителя – как могло случиться, чтобы королевские покои остались практически без охраны?! Подобных глупостей не позволял себе ни один король хайборийских стран, сколь бы туп он не был. Одно из двух – либо здешние заправители неописуемо беспечны и наивны, что плохо согласуется с их прекрасно разработанным и приведенным в исполнение планом по захвату соратников Конана – либо они каким-то образом узнали, что он на свободе, и им для чего-то понадобилось, чтобы он услышал бы эту беседу. А отсюда следует… Но стоп! Там вроде бы снова заговорили!

Из приоткрытой щели вновь донеслось странное шуршание, а затем низкий и хриплый голос, весьма мало похожий на человеческий, выговаривавший слова с какой-то мертвенной стальной интонацией, произнес следующее:

– Пленники доставлены по приказу великого и устрашающего навала, в камеру под жертвенником. Начаты обряды вызывания. Шестьсот шестьдесят шесть заклинателей творят благоприятственные заклятия. Скоро боги смогут обратиться к нам.

– Прекрасно! – пророкотал в ответ голос того, кто именовался “навалом”: – Очищена ли и умащена ли благовониями, угодными богам, дорога нечестивцев к камню заклания? Возжжены ли на нашем пути, пути навала, в достаточном числе ароматические лучины?

– На всем пути от данного покоя величайшего из пленителей моря навала вниз по спиральной, розовой лестнице и прямо по синему коридору все готово для торжественного следования вашей милости к ожидающим заклания.

Подозрения Конана, что он слышит хорошо постав ленный для него и только для него спектакль превратились в уверенность. Так подробно расписать дорогу к камере узников для отлично знающего ее правителя мог только полный идиот. Яснее ясного, это делалось для того, чтобы вернее вывести его, Конана, к этому подземелью… хотя нет, если они знают, что он здесь, к чему такие сложности? Или они полагают, что он отправит к праотцам добрых полсотни их воинов и потому тоже хотят заманить его в какой-нибудь каменный мешок, где он бы не смог пошевелить ни рукой, ни ногой?

На всякий случай киммериец подобрался поближе к ведущей в большую пещеру двери – если придется бежать, то уж лучше туда. А из-за противоположных створок неслось:

– Но в полном ли порядке путь от камеры долженствующих быть закланными к месту свершения великого обряда? Ответь мне на это, о пожирающий ночную мглу?! (Ну и титулы у них тут! – невольно усмехнулся про себя Конан.)

– Путь в должном порядке, о владыка рогов подводного Зла! До самого морского побережья, где стоит проклятый корабль пришельцев, проложена твоими верными слугами широкая просека. На берег доставлен и Великий Камень нашего народа, камень, помнящий приход и вещие слова истинных богов. Там, над скрытым в пучинах нашим настоящим Храмом, что поднимется в предшествующие жертве часы, мы и совершим наш обряд.

Сердце Конана бешено заколотилось. Они лгут, чтобы заставить его убраться из их подземелий, а тем временем преспокойно покончить с пленниками здесь? Но опять-таки, зачем им все это? Что за непонятная игра, помоги мне Кром?! Конан терялся в догадках. Где тут правда и где тут вымысел? Либо все, что он слышит – истина и тогда ему и впрямь следует отправляться на морской берег, чтобы попытаться там вырвать товарищей из лап этих тварей. Либо это вранье, и тогда нужно ворваться внутрь этой комнаты, схватить за глотку достославного “навала” – да отсохнут у него вспарывающие пучину яйца! – и потолковать с ним уже по-настоящему… но только не здесь, конечно.