Конан из Киммерии
Шрифт:
Зелата долго молчала, ворошила угли.
— Эти вещи подчинены непреложным законам, — сказала она наконец. — Я не могу тебе объяснить. Я и сама не вполне понимаю — а ведь я бессчетные годы училась мудрости в тишине горных вершин. Если бы я могла, я бы спасла тебя, но этого мне не дано. У последней черты человек должен сам трудиться во имя своего спасения. Возможно, однако, мне что-нибудь откроется в сновидении и утром я смогу подсказать тебе ключ к тайне.
— К какой тайне? — спросил Конан.
— К той, что противостоит тебе и уже лишила тебя королевства, — ответила она. Потом расстелила овчину на полу перед очагом. — Спи!
Не сказав ни слова, Конан растянулся на овчине и погрузился в беспокойный, но все же глубокий сон. Чудовищные тени склонялись над ним, молчаливые призраки крались сквозь его сновидения, а потом на фоне пурпурного бессолнечного горизонта предстал силуэт невидимого и великого города. Этого города не было на дневном лике Земли. Громадные колонны и тонкие минареты, казалось, доставали до звезд. А над ними, точно мираж, плыло бородатое лицо Ксальтотуна.
Конан открыл глаза в зябких предрассветных сумерках и сразу увидел Зелату, склонившуюся перед крохотным огоньком. Он ни разу не проснулся в течение ночи, хотя шаги выходившего, а затем вернувшегося волка должны были бы его разбудить. Волк сидел у очага. На мохнатой шубе его блестели капли росы — и не только росы. В густом меху запеклась кровь, на плече была рана.
Зелата кивнула, не оборачиваясь: казалось, мысли царственного гостя были ей открыты.
— Он охотился перед рассветом, и кровавой была его добыча, — сказала старуха, — Человек, вздумавший выслеживать короля, никогда уже не будет охотиться, ни на человека, ни на животное.
Конан завороженно смотрел на громадного зверя. Зелата протянула королю плошку с едой.
— Когда я снова сяду на трон, я ни о чем не забуду, — сказал он коротко. — Ты здорово выручила меня… во имя Крома, я уж и не помню, когда это я ложился спать, полностью доверившись гостеприимству мужчины или женщины, как нынешней ночью! Но что там насчет загадки, которую ты сулила истолковать мне поутру?
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием поленьев в огне.
— Разыщи Сердце своего королевства, — наконец проговорила Зелата. — В нем заключено твое поражение — или победа. В этой битве ты сражался не только со смертными. И тебе не бывать больше на троне, если ты не разыщешь Сердце своего королевства!
— Ты имеешь в виду город? Тарантию? — спросил он.
Она покачала головой:
— Я всего лишь пророчица, чьими устами вещают тебе боги. И они же налагают на мои уста печать, дабы я не открыла тебе слишком многого. Ты должен отыскать Сердце своего королевства — это все, что я могу тебе сказать. Боги отверзают мои уста, боги их и замыкают.
Рассвет едва серебрил горные пики, когда Конан снова пустился в путь. Оглянувшись через плечо, он увидел Зелату, стоявшую у двери домика. Лицо старухи, как всегда, было непроницаемо, огромный волк сидел у ноги…
Над горами висело серое небо, холодный, стонущий ветер пел о близкой зиме. Побуревшие листья медленно слетали с оголенных ветвей, падая на плечи короля, обтянутые кольчугой.
Весь день ехал он по горам и холмам, держась подальше от деревень и дорог. Незадолго до темноты он начал спускаться в предгорья и наконец увидел широкие равнины Аквилонии, расстилавшиеся впереди.
Здесь, с западной стороны хребта, деревни и фермы примыкали к самому подножию гор, ибо вот уже полстолетия аквилонцы гораздо чаще тревожили набегами немедийцев, чем наоборот. Но теперь лишь угли и пепел позволяли угадать, где стояли раньше дома земледельцев и виллы вельмож.
Конан медленно ехал вперед в сгущавшейся темноте. Ему не слишком хотелось быть узнанным как недругами, так и друзьями, но опасаться этого не приходилось. Двигаясь на запад, немедийцы в полной мере припомнили соседям старые счеты, и Валерий даже не пытался сдерживать своих союзников. На то, чтобы завоевать любовь простого народа, он и не рассчитывал. Потому-то к западу от предгорий через всю страну протянулась широкая полоса пожарищ и разрушений. Конан ругался сквозь зубы, пересекая черные пепелища, бывшие когда-то тучными нивами, в стороне от которых вздымались к небесам остовы сгоревших домов. Земли вокруг были пусты и безлюдны, и Конан казался себе самому призраком, явившимся из давно забытого прошлого.
Скорость, с которой здесь двигалось неприятельское войско, свидетельствовала о том, сколь мало было встреченное им сопротивление. И все-таки, если бы сам Конан возглавлял своих аквилонцев, захватчикам пришлось бы жизнью и кровью покупать каждый фут этой земли. «Если бы за мной стояла династия! — с горечью думал король. — Но я — всего лишь одинокий искатель приключений, волею судеб вознесенный на трон. Даже та толика королевской крови, которой хвастается Валерий, оказывает больше влияния на умы людей, чем память о Конане, давшем этой стране ее мощь и свободу…»
Отряд, гнавшийся за ним в Немедии, так и не пересек горы. Конан озирался в поисках отбившихся от своих или возвращавшихся немедийских воинов, но не встретил ни одного. Мародеры поспешно убирались с дороги, принимая его в доспехах за одного из завоевателей. Земли к западу от гор изобиловали речками и рощицами — было где спрятаться и отсидеться.
Так он и ехал по разграбленной, разоренной стране, останавливаясь только затем, чтобы дать отдых коню и самому подкрепиться пищей, что собрала ему в дорогу Зелата.
И вот наконец однажды утром, схоронившись на речном берегу, густо заросшем ивами и дубами, он разглядел вдали, за полями и перелесками, голубые с золотом башни Тарантии.
Вымерший край остался позади — здесь жизнь била ключом. Конан был вынужден двигаться медленно и осторожно, прячась в густых лесах и держась нехоженых троп. В поздних сумерках подъехал он к имению Сервия Галанна.
8
Угли гаснущего костра
Местность кругом Тарантии счастливо избежала погрома, который пришлось пережить восточным провинциям. Сломанные заборы, вытоптанные поля, ограбленные амбары — все это было и здесь, но огонь и клинки все же не бушевали так, как в других местах.