Конан "Классическая сага"
Шрифт:
Непривычная удлиненная форма черепа. Непонятная согбенность? Горящие хищным звериным огнём глаза?. Конан, наблюдавший в своем сне появление загадочной фигуры, понять этого не мог.
Капитан Гонзаго, не замечая ничего вокруг, продолжал недвижно сидеть, уставившись в огонь. Конан пытался окликнуть его, позвать, предостеречь, но, как часто бывает во сне, не мог ни шевельнуться, ни произнести ни звука.
Тем временем, закутанный в плащ незнакомец бесшумно подкрался к не замечающему его Гонзаго и простер над ним длинные руки — не руки даже, а лапы, с когтистыми, как у хищной птицы, крючковатыми пальцами. Горло у Конана
Ночную тишину прорезал ужасный вопль, и киммериец вскочил на ноги, не осознавая до конца, очнулся ли он или слышит крик во сне.
Пираты, разбуженные нечеловеческим протяжным воплем, повскакали, хватаясь за оружие и пытаясь сообразить, что же послужило причиной их внезапного пробуждения.
Все взгляды обратились в сторону костра, у которого, опустив голову на грудь и не обращая внимания на возникшую суматоху, продолжал неподвижно сидеть Гонзаго. Видно, сон капитана был очень крепок, если его не разбудил этот жуткий вопль!
Недоброе предчувствие заставило шевельнуться волосы на затылке варвара. Он подошел к Гонзаго, осторожно прикоснулся к его плечу, и капитан, не издав ни звука, словно тряпичная кукла повалился на бок. Теперь было понятно, из чьей глотки вырвался разбудивший всех ужасный вопль: мертвые глаза Гонзаго недвижно уставились в ночное небо с залитого кровью лица, а на шее, у самого подбородка, зияла страшная рана. Было похоже, что её нанесла та же рука, что незадолго до этого перерезала глотку Мене, а значит, совсем рядом с ними на острове находился смертельно опасный враг.
6. Убийство при лунном свете
В эту ночь больше никто не спал мало, кого устраивало, чтобы ему, сонному и беспомощному, разорвали горло. Пираты подбрасывали ветви в догорающий костер до тех пор, пока пламя не взметнулось чуть ли не выше древесных крон, а густые клубы дыма почти скрыли звёзды и луну.
Конан не стал делиться с товарищами тем, что ему снилось этой ночью; он понимал, что рассказ о жутком сновидении посеет ещё большую панику среди перепуганных головорезов. А если они узнают о таинственном незнакомце с обличьем огромной летучей мыши и острыми длинными когтями, то ему вряд ли удастся сохранить остатки порядка и дисциплины.
После страшной смерти капитана Гонзаго, командование отрядом перешло к киммерийцу; Борус, другой помощник капитана, продолжал оставаться на борту «Ястреба». Конан опасался, как бы руководство столь неудачно начавшейся экспедицией не оказалось непосильной ношей даже для его могучих плеч.
Расставив часовых и удвоив при этом их число, киммериец велел остальным пиратам отдыхать до рассвета, объяснив — не особенно надеясь, что ему поверят, — гибель Гонзаго нападением хищного зверя, который до сих пор мог бродить где–то рядом в джунглях.
В общем–то, он сам не мог сказать на сей счет ничего определенного. То, что он видел, являлось сном — и, возможно, ничем больше. С одной стороны, Конан, несмотря на инстинктивное недоверие ко всяческого рода магам и чародеям, всегда с вниманием прислушивался к толкователям снов, поскольку не раз убеждался, что они могут говорить истинную правду. С другой — эта странная тварь с крыльями могла оказаться каким–нибудь уродливым творением демонических сил, неким чудовищем, коими было столь богато недалекое от островка побережье Стигии. Кстати, пришло в голову киммерийцу, Гонзаго мог зарезать и один из сотоварищей–пиратов, затаивших на него обиду; капитан был жесток и со своими людьми не церемонился.
Но, скорее всего, рассуждал Конан, таинственное видение из его сна являлось слугой Сиптаха; чародей, хозяин острова, как бы давал понять пришельцам, на кого они подняли руку. И какие ещё страшные неожиданности ждут их здесь, среди безлюдья этого затерянного в океане клочка земли.
Сидя у костра среди бодрствующих и — что там говорить! — дрожавших от только что перенесенного кошмара пиратов, Конан никак не мог забыть свое пророческое ночное видение. Неожиданно мысли его получили подкрепление — ночную тьму снова разорвал дикий вопль ужаса и боли.
В который раз за эту ночь помянув Нергала и остальных тёмных богов, киммериец, обнажив клинок, вскочил на ноги. На фоне звездного неба он разглядел, что со стороны джунглей к лагерю стремительно приближается какой–то тёмный силуэт.
Когда он поравнялся с Конаном, тот облегченно вздохнул: на сей раз это был не загадочный незнакомец с крыльями и острыми когтями, а аргосец Фабио, стоявший на страже недалеко от лагеря. Но парень был бледен, как мертвец, и не мог выговорить ни слова, а лишь указывал дрожащей рукой в ту сторону, откуда сам появился.
Сообразив, что произошло что–то неладное, киммериец последовал за часовым по тропе, которую они прорубили сегодня вечером. Мрачная стена тропического леса и тревожные ночные запахи таили в себе неведомую и страшную опасность. Все чувства Конана были напряжены и обострены — словно у тигра, крадущегося за добычей. Наконец, Фабио остановился и снова вытянул вперёд трясущуюся руку.
Призрачный лунный свет озарял тела двух человек; они лежали на земле навзничь, уткнувшись лицами в густую и влажную траву. Конан нагнулся, но, даже не перворачивая трупы, он уже знал о причине смерти людей — как и о том, кто они. Это были те два матроса, которых Гонзаго послал на «Ястреб» за инструментами и продовольствием. Видимо, не ведавший жалости монстр подстерег их на обратной дороге, так как рядом с ними валялись наполненные чем–то тяжелым мешки. Прикоснувшись рукой к трупам, киммериец понял, что убийство произошло совсем недавно: тела были ещё теплыми. Кровь, хлещущая из страшных ран, не успела свернуться — и, судя по перерезанным глоткам несчастных, они погибли от той же руки или чудовищной лапы, что и две предыдущие жертвы.
7. Крылатая тварь
Конан вместе с Фабио вернулся к костру, где их поджидали товарищи. Аргосец видел, как произошло нападение и смог рассмотреть убийцу; все ещё дрожа, как в лихорадке, он прерывающимся голосом рассказывал:
— Я видел, как это случилось, видел! Мне показалось, что к ним подкрадывается человек — высокий, с голым черепом, глаза кошачьи такие, сверкающие, огромные… Лицо только было странным — челюсти выдавались вперёд, как у шакала. Сперва я подумал, что он закутан в широкий плащ, а потом он поднял руки, я пригляделся и понял, что это не плащ, а крылья — большие крылья, точь–в–точь как у летучей мыши.