Конан "Классическая сага"
Шрифт:
— Нагнись пониже, — просипел Топал, и Конан подчинился, но… секундой позже схватил его за руку: кинжал был направлен ему прямо в грудь.
— Клянусь Кромом! — сказал Конан. — И ты спятил?
— Так приказал Ольмек. — прошептал раненый. — Почему — не знаю. Когда мы укладывали раненых в постели, он шепнул мне, чтобы я убил тебя во время возвращения в Техултли…
И умер с именем своего клана на устах.
Конан глядел на него озадаченно. Или они все тут с ума посходили? Он пожал плечами и вышел за бронзовые ворота, оставив воинов Техултли под охраной сотен голов их сородичей.
На
Он миновал Большой зал и перешел в комнаты на другой стороне, когда услышал что впереди кто-то ползет, тяжко дыша и постанывая. Потом он увидел человека — тот действительно полз по пурпурным плитам, оставляя за собой кровавый след. Это был Техотл, и глаза его уже застилала мгла.
— Конан! — окликнул раненый. — Конан! Ольмек похитил девушку с золотыми волосами!
— Вот почему он приказал Топалу заколоть меня, — сообразил Конан, становясь на колени возле умирающего. — Этот Ольмек не такой уж сумасшедший, как кажется с первого взгляда!
Блуждающие пальцы Техотла впились в руку Конан. Он прожил жизнь в холодном, неприветливом, страшном мире, и благодарное чувство к пришельцам разбудило в нем искру настоящей человечности, которой так не хватало его сородичам, жившим лишь ненавистью и жестокостью.
— Я хотел воспрепятствовать этому… — пузырьки красной пены лопались на губах Техотла. — Но он ударил меня… Думал, что убил… Но я уполз… О Сет, я долго полз в собственной крови! Берегись, Конан! Ольмек может заманить тебя в ловушку! Убей его! Это зверь! Бери Валерию и беги! Леса не бойся. Ольмек и Таскела лгали, пугая драконами. Они давно истребили друг друга, остался только самый сильный. А если ты его убил, то больше бояться нечего. Ольмек почитал его за бога, приносил ему человеческие жертвы. Стариков и детей связывал и сбрасывал со стен. Торопись! Ольмек потащил Валери…
Техотл умер прежде, чем голова его коснулась пола.
Забыв об осторожности, Конан быстро направился в Техултли. На ходу он пересчитывал бывших союзников. Двадцать один, считая Ольмека остался после боя в тронном зале. С тех пор умерли трое… Что ж, Конан был наготове сейчас в одиночку перебить весь клан.
Но инстинкт был сильнее и велел взять себя в руки. Он вспомнил предостережение Техотла насчет ловушки. Очень возможно, что князь позаботился об этом на случай, если Топал не выполнит приказа. А коль скоро так, то киммериец наверняка будет возвращаться той же дорогой…
Конан поглядел в окно, за которым мерцали звёзды. Они ещё не начали бледнеть. Сколько событий за одну ночь!
Он свернул с дороги и по винтовой лестнице спустился этажом ниже. Он не знал, где находятся нужные ему двери, но был уверен, что найдёт. Зато он понятия не имел, как справиться с засовами — наверняка ворота будут закрыты хотя бы в силу полувековой привычки.
Сжимая меч, он бесшумно двигался по темным и освещенным залам. Техултли был уже близко, когда варвара встревожил некий звук. Он без труда узнал его — так пробует кричать человек, у которого заткнут рот. Источник звука был где-то слева. В этой мёртвой тишине любой писк разносился далеко.
Он пошел на повторяющиеся крики и увидел сквозь приоткрытую дверь поразительное зрелище. На полу комнаты была установлена железная конструкция, напоминающая пыточное колесо. На колесе был распят человек великанского сложения, голова его лежала на подставке, утыканной стальными шипами. Их острия были окрашены кровью из проколотой кожи. На голове было что-то вроде уздечки — впрочем, её кожаные ремни не защищали от шипов. Эта уздечка была тонкой цепью соединена с устройством, поддерживающим огромный железный шар, висящий над волосатой грудью пленника. Пока несчастный лежал недвижно, шар висел на месте. Но стоило ему от нестерпимой боли приподнять голову, шар падал на несколько дюймов. В конце концов мышцы шеи откажутся поддерживать голову в таком неестественном положении, а боль от шипов станет окончательно невыносимой… Тогда шар раздавит его медленно и неотвратимо. Рот жертвы быт заткнут кляпом и большие чёрные глаза дико уставились на человека, стоящего в дверях в полном недоумении. Потому что на колесе был распят Ольмек, князь Техултли.
6. Глаза Таскелы
— Значит, для того, чтобы перевязать ногу, ты тащила меня в эту дальнюю комнату? — спросила Валерия. — Что, нельзя было это сделать в тронном зале?
Она сидела на ложе, вытянув перед собой раненую ногу, которую служанка только что перевязала полоской шелка. Возле Валерии лежал её окровавленный меч.
Служанка выполняла свою работу чисто и тщательно, но аквилонке не нравились ни липкое прикосновение её пальцев, ни выражение глаз.
— Других раненых также перенесли в другие комнаты, — выговор был мягкий, как у всех женщин Техултли. Но два часа назад Валерия видела, как эта же самая женщина пробила кинжалом сердце своей противницы и выцарапала глаза раненому ксоталанцу.
— Тела убитых будут снесены в катакомбы, — добавила она. — Иначе души умерших могут поселиться в комнатах.
— Ты веришь в это? — спросила Валерия.
— Я знаю, что дух Толькемека скитается по подземельям. Я сама видела его, когда молилась возле гробницы древней королевы. Это был старец с развевающейся белой бородой и глаза его светились в темноте. Я узнала его, это был Толькемек…
Голос её снизился до шепота:
— Ольмек смеется над этим, но я-то знаю точно! Говорят, что кости покойников обгладывают крысы. Нет, не крысы — это делают духи…
Тень упала на ложе, и женщина замолчала. Валерия проследила за её взглядом и увидела Ольмека, который глядел на нее. Он уже смыл кровь с рук, лица и бороды, но одежды не сменил. От всей его фигуры веяло звериной силой.
Князь выразительно глянул на служанку, и она тотчас бесшумно выскользнула из комнаты. На прощание она одарила Валерию циничной понимающей улыбкой.
— Девочка свое дело знает, — сказал князь, подходя к ложу и склоняясь над раненой ногой. — Дай-ка я посмотрю…
С необычайной для своей комплекции проворностью он схватил меч и забросил его на середину комнаты. Потом обхватил Валерию своими могучими руками.