Конан "Классическая сага"
Шрифт:
Но, как ни быстр он был, Валерия успела вынуть кинжал и направить его в горло Ольмека. На свое счастье он сумел перехватить её руку. Она отбивалась кулаками, коленями, зубами и ногтями, изо всех сил своего крепкого тела, со всем своим боевым искусством, постигнутым за годы войн и странствий на суше и на море. Но все это было бессильно против его грубой мощи. Кинжал она сразу же выронила и внезапно поняла, что совершенно беспомощна. В первый раз в жизни она испугалась мужчины. На боль он, казалось, не реагировал; лишь однажды, когда её зубы вонзились ему в кисть, князь ударил Валерию по лицу открытой ладонью.
Минуту спустя он покинул комнату, неся девушку на руках. Она уже не сопротивлялась, но глаза её горели жаждой мести за оскорбление. Она и не кричала, потому что знала, что Конана поблизости нет и никто из Техултли не пойдет против своего владыки. Но и сам Ольмек, заметила она, постоянно озирался и прислушивался, словно бы опасаясь погони. И направлялся он не в тронный зал, а куда-то вдоль по коридору. Она поняла, что князь чего-то боится, и закричала во все горло.
Ольмек наградил её пощечиной и ускорил шаг.
Но эхо далеко разнесло её крик и Валерия сквозь слёзы увидела, что вслед за ними ковыляет Техотл.
Ольмек с рычанием обернулся и обхватил девушку одной рукой, как ребенка.
— Ольмек! — закричал Техотл. — Неужели ты неблагодарный пёс, коли решился на такое? Это женщина Конана! Она помогла нам победить ксоталанцеви…
Не говоря ни слова, Ольмек размахнулся свободной рукой и воин без памяти упал к его ногам. Князь нагнулся, поднял меч Техотла и вонзил бедняге в грудь, после чего продолжил свой путь. Он не видел, что из-за шторы за ним следят женские глаза, что Техотл поднялся на ноги, шепча имя Конана.
Зайдя за поворот коридора, Ольмек побежал по винтовой лестнице из слоновой кос и. Они миновали несколько комнат и очутились в конце концов возле бронзовых ворот, очень похожих на Ворота Орла на верхнем этаже.
— Это один из ворот, ведущих в Техултли. Впервые за пятьдесят лет их никто не охраняет, ибо Ксоталан перестал существовать!
— Благодаря Конану и мне, скотина! — крикнула Валерия, содрогаясь от гнева и стыда. — Лживый пёс! Конан оторвет тебе голову!
Ольмек даже не снизошел до того, чтобы сказать, что Конан зарезан по его приказу — настолько он был уверен в себе.
— Забудь о Конане, — грубо сказал он. — Ольмек — господин Ксухотла. Ксоталана больше нет. Война окончена. Теперь до конца жизни можно пить вино и наслаждаться любовью. Сначала выпьем!
Он опустился на сиденье из слоновой кости и силой усадил её себе на колени. Не обращая внимания на её проклятия, свободной рукой он потянулся к столу.
— Пей! — приказал он, поднося кубок к её губам. Валерия мотала головой. Вино плескалось во все стороны, текло по её обнаженной груди.
— Гостье не по вкусу твое вино, Ольмек, — раздался холодный саркастический голос.
Князь замер и в его глазах появился испуг. Он медленно обернулся и увидел Таскелу.
Гордая душа Валерии подверглась в эту ночь тяжкому испытанию. Совсем недавно она узнала страх перед мужчиной. Сейчас она поняла, что боится этой женщины ещё сильнее.
Ольмек был неподвижен, только лицо его стало серым. Таскела вынула из-за спины руку — в ней был золотой флакон.
— Боюсь, что Валерии не понравится твое вино, Ольмек, — сказала княгиня. — Поэтому я принесла свое. То самое, что было со мной на озере Зуад — ты понял, Ольмек?
Лоб гиганта мгновенно вспотел. Мышцы его ослабли, и Валерия без труда освободилась. Разум приказывал ей бежать из комнаты, но некая сила заставила остаться и наблюдать за всем, что будет происходить.
Таскела подошла к князю, соблазнительно качая бедрами. Голос её был певуч и нежен, но глаза горели прежним огнём. Тонкие пальцы гладили бороду мужчины.
— Ты любишь только себя, Ольмек, — нараспев сказала она. — Ты хотел оставить нашу прекрасную гостью только для себя, хотя знал, что она моя. И это ещё не главная твоя вина, Ольмек.
Казалось, прекрасная маска спала с её лица: глаза дико блеснули, лицо исказилось гримасой, пальцы, впившись в бороду, с силой вырвали добрую пригоршню волос. Но эта демонстрация нечеловеческой силы была ещё не самым страшным.
Ольмек вскочил и зарычал как медведь, колотя кулаками по столу:
— Шлюха! Ведьма! Дьяволица! Техултли следовало убить тебя ещё пятьдесят лет назад! Сгинь! Слишком долго я тебя терпел. Белая девушка моя! Убирайся отсюда, не то зарежу!
Княгиня расхохоталась и швырнула ему в лицо окровавленный клок бороды. Смех её был безжалостен, словно звон стали.
— Когда-то ты говорил по-другому, Ольмек. Когда ты был молод, я слышала от тебя признания в любви. Да, много лет назад ты был моим возлюбленным и спал в моих объятиях под цветком чёрного лотоса. И с тех пор в моих руках цепь, и на этой цепи — ты, раб! Ты знаешь, что не в состоянии противиться мне. Ты знаешь, что мне достаточно поглядеть тебе в глаза тем взглядом, которому меня обучил стигийский жрец, и вся твоя воля улетучится. Помнишь ту ночь под чёрным лотосом? Цветок раскачивался, хотя колыхал его не земной ветер. Чувствуешь снова тот аромат, что окутал тебя и сделал моим рабом? Бороться со мной бесполезно. Ты до сих пор в моей власти, как в ту ночь, Ольмек, князь Ксухотла, и пребудешь в моей власти до конца жизни!
Голос её снизился до шепота и походил сейчас на журчание родника во мраке. Она склонилась над князем, развела пальцы и коснулась его могучей груди. Глаза Ольмека затуманились, руки бессильно обвисли.
С безжалостной улыбкой Таскела поднесла золотой флакон к губам князя.
— Пей!
Он, не раздумывая, подчинился. И сейчас же туман в его глазах сменился пониманием и ужасом. Он открыл рот, но не издал ни звука. Спустя минуту он упал.
Это вывело Валерию из оцепенения. Она бросилась к двери, но Таскела опередила её воистину тигриным прыжком. Валерия ударила её кулаком — такой удар свалил бы с ног любого мужчину. Но Таскела сумела плавно уклониться и схватила её за руку. Потом она перехватила и левую руку аквилонки и легко связала её запястья шелковым шнурком.