Конан Непобедимый

Темный лес, нависший над узенькой речушкой, казалось, явился из ночного кошмара. Толстые стволы, не менее трех обхватов каждый, густо поросли грязно-серыми лохматыми лишайниками. Высокие кусты с колючими ветвями стояли такой плотной стеной, что, укройся за ними хоть целая армия, даже самые зоркие глаза не увидели бы ее. Но самой пугающей была гробовая тишина, которая зависла над этим лесом. Лишь изредка дул порывистый ветер, и тогда

Стройный, даже изящный, юноша осторожно скользил в густой траве, затравленно озираясь по сторонам и судорожно сжимая побелевшими от напряжения пальцами рукоять тонкого зингарского меча. В его бархатно-карих глазах застыл ужас, а тонкие губы были искусаны до крови, но он упорно шел вперед, хотя видно было, что каждый шаг дается ему с трудом. Неумело замотанные раны на плече и бедре красноречиво свидетельствовали, что кошмарный лес обитаем и населяют его отнюдь не безобидные существа.

Неожиданно юноша вздрогнул и замер с поднятой ногой, не решаясь сделать следующий шаг. Самые дурные предчувствия не обманули его. Высокая трава зашевелилась, и оттуда показалась плоская голова рептилии, на блекло-желтой морде которой горел один-единственный темнокрасный глаз. Тварь пристально взглянула на юношу и плотоядно облизнулась, но броситься на жертву не успела.

С быстротой молнии юноша шагнул вперед, тонкий клинок, едва слышно свистнув в неподвижном воздухе, опустился на бородавчатую шею, и, разбрызгивая во все стороны зеленую кровь, голова рептилии упала в траву. Красный глаз, полыхнув демоническим пламенем, потух, словно кто-то задул последний уголек в костре.

Юноша победно вскинул руки над головой и, набрав полную грудь воздуха, пронзительно закричал:

— Я еще жив! Слышишь, Гекмон, я жив!

И тут же, словно в ответ на его вопль, послышался жуткий треск. Колючие кусты, стоявшие вдоль реки, зашевелились, и, раздвигая переплетенные ветви, навстречу юноше вышло такое чудовище, что несчастный выронил оружие. Как зачарованный смотрел он на своего нового врага, понимая, что из этой схватки не сможет выйти победителем.

Монстр был на две головы выше самого рослого мужчины, каких когда-либо приходилось видеть юноше. Массивное, почти квадратное туловище покоилось на двух коротких ногах с огромными ступнями и имело три пары рук: две располагались по бокам, одна под другой, а третья росла прямо из груди, покрытой короткой темно-рыжей шерстью. Маленькая голова, напоминавшая кабанью, была вытянута вперед. В больших желтых глазах светилась злоба. Ослепительно белые клыки, загибавшиеся круто вверх, едва не касались широких ноздрей, которые, нервно подергиваясь, жадно ловили доносившийся до них запах человека.

Постояв несколько мгновений на месте, чудовище тяжело повернулось и, казалось, только сейчас заметило юношу. Янтарные глаза вспыхнули радостью, а тонкие губы растянулись в хищной улыбке, обнажив два ряда широких плоских зубов. Бледно-розовый язык вывалился из пасти, и по нему тонкой струйкой потекла густая слюна. Судорожно сглотнув, чудище потянулось к окаменевшей от ужаса жертве и, схватив ее одной из боковых рук, легко оторвало от земли. Повертев юношу перед глазами, словно обдумывая, что с ним делать, тварь издала утробный рык и с хрустом раскусила череп несчастного…

— Недурно, недурно!..

Моложавый мужчина лет сорока — сорока пяти с наслаждением потянулся и, нагнувшись к изящному столику на резных ножках, аккуратно закрыл крышку стоявшей на нем игры, предварительно убрав с игрового поля кубики и фигурки из пожелтевшей от времени слоновой кости. Затем он встал и, неслышно ступая по мягкому пушистому ковру, подошел к огромному зеркалу в простой оправе из черного дерева. На мгновение замерев перед своим отражением, мужчина задумался, потом несколько раз повернулся то правым, толевым боком, словно жеманная красавица, затем провел холеной рукой по черным как вороново крыло волосам без малейшего намека на седину и одарил себя ослепительной улыбкой.

— Чудесно выглядишь, Гекмон, — похвалил он самого себя. — Морщин на лбу как не бывало. Право, для трехсот лет совсем неплохо. Жаль только, что желающих сыграть в джидак становится все меньше. Найти бы настоящего игрока… — Он глубоко вздохнул. — Это, конечно, опасно, но и выигрыш может превзойти все ожидания.

Гекмон снова довольно улыбнулся и взглянул наверх. Под самым потолком, занимая его почти целиком, висело изображение антилийского бога Ксотли, великого демона Древней Ночи. Сотканное из паутины крошечных паучковхосни, оно представляло собой плотное черное облако. От него во все стороны отходили длинные гибкие щупальца, которыми Владыка Страха обнимал свои жертвы, чтобы высосать из них души. В середине зловещей громады сиял единственный глаз, сделанный из крупного рубина редчайшего темно-малинового цвета.

Гекмон не был жрецом древнего божества и никогда не служил ему. Его связывали с Ксотли гораздо более прочные узы. Когда-то давно жрецы мрачного бога призвали из пучин Хаоса Красные Тени, чтобы порождения мрака, летая по всему миру, собирали души для своего владыки. Тени вызывали у людей такой ужас, что несчастные прятались или предпочитали умереть, чтобы не попасться в лапы демонов. Серые Равнины казались им чуть ли не чертогами Митры по сравнению с ненасытной утробой Ксотли.

Но антилийскому божеству требовались живые души, и потому жрецы, испросив у Ксотли помощи, наделили Красные Тени способностью принимать человеческий облик и тем самым дали им возможность завлекать жертвы в ловушку. С тех пор Алтарь Вечной Ночи никогда не пустовал.

И вот чуть более трехсот лет назад одна из Теней, блуждая по Аквилонии в облике худощавого смуглого юноши с добрыми слегка раскосыми глазами, повстречала девушку необычайной красоты. То ли Тень пробыла в образе человека слишком долго, то ли на самом деле красота обладает почти божественной силой, но юноша понял, что не может лишить эту девушку души. Он похитил ее и привез в Антилию. Однако, стоило ему ступить на землю, где властвовал Ксотли, человеческая оболочка растаяла и к Тени вернулось ее истинное обличье. Девушку же жрецы привезли в Птуакан и привязали к Алтарю Вечной Ночи.

Обычно жертвам вырывали сердца, но ни у одного из жрецов на сей раз не поднялась рука на удивительную красавицу. Полными ужаса глазами смотрела она, как на Алтарь опускается огромное черное облако, и молила Митру даровать ей смерть. Однако Солнцеликий не внял ее молитвам. К своему величайшему изумлению, красавица почувствовала, как страх покидает ее, а ему на смену приходит величайшее наслаждение. Затем в ее мозгу прозвучал холодный голос:

«Я дарую тебе жизнь. Тебе, избранной, суждено выносить в своем чреве и произвести на свет моего сына».