Конан Непобедимый
Шрифт:
— Я Конан, из клана Канахов. Заблудился в лесу… — Варвар перевел дыхание. — Открой, хозяин, беда на пороге.
— Почем мне знать, что ты не врешь? — пробурчал хозяин, но дверь все-таки открыл, внимательно посмотрел на Конана и кивнул: — Входи.
Хозяин оказался коренастым крепким мужчиной лет сорока, из рода Мурохов, о чем красноречиво свидетельствовала его выступающая тяжелая нижняя челюсть. Звали его Кронвит. Жил он вдвоем с дочерью, невзрачной пятнадцатилетней девушкой по имени Санга. Пока она хлопотала, накрывая на стол, Конан успел рассказать Кронвиту о своей встрече с оборотнем, но того рассказ гостя, похоже, ничуть не взволновал.
— Садись
Конан, вдруг почувствовав, что сильно проголодался, сел на деревянную, чисто выскобленную лавку, подвинул поближе блюдо со слегка обжаренным мясом и с удовольствием проглотил первый кусок. Хозяин и его дочь уселись напротив, но ни он, ни она к еде даже не притронулись.
— А вы что же? — удивленно посмотрел на них варвар.
— А мы попозже, когда вкусненькое приспеет, — переглянувшись с Кронвитом, ответила Санга и одарила гостя радостной улыбкой.
В слабом свете масляной лампы блеснули острые клыки. «Вампиры! — подумал Конан. — О боги! Как в детских сказках: то волки-людоеды, то оборотень, а вот теперь вампиры… — И тут он обо всем догадался: — Как в сказках?… Кром! Да это же мои детские страхи! Ничего этого нет!»
Он уткнулся лицом в ладони и захохотал так оглушительно, что с потолка дряхлого домика посыпалась труха. Он смеялся до слез, то хлопая себя ладонями по коленкам, то всхлипывая, и вампиры, вдруг подернувшись дымкой, исчезли, а вслед за ними пропали дом, речка, лес… Конан будто нырнул в темноту, а когда выплыл из нее, увидел, что вернулся в замок Гекмона.
В комнате, где они начали игру всего несколько дней назад, почти ничего не изменилось, только стало немного темней. Зато Гекмона было трудно узнать. Он сидел за столом, на котором была разложена игра, вцепившись мелко-мелко дрожавшими пальцами в края деревянной шкатулки, а по его позеленевшему лицу обильно струился пот. От былой жизнерадостности вампира не осталось и следа, от него исходили волны такого ужаса, что их, казалось, можно потрогать рукой.
Повинуясь внутреннему порыву, Конан взял за руку Сонатру, которая застыла в кресле, с изумлением глядя на Гекмона, и потянул девушку за собой. Та беспрекословно повиновалась, и они, отступив к двери, остановились, ожидая, что будет дальше.
— Я проиграл… — чуть слышно проговорил вампир. — Я проиграл. — Он поднял покрасневшие глаза на Конана: — Забирай ее. Это честная добыча…
— Пора! — прогремел вдруг откуда-то сверху голос, похожий на раскаты грома. — Я долго ждал, сын мой. Приди же в мои объятия.
Гекмон вздрогнул и вжался в кресло, пытаясь избежать неизбежного. Огромный паук, зависший под потолком, вдруг зашевелился, протянул к своему чаду лапы-щупальца, обнял его, и Гекмон начал таять, становясь все меньше и меньше, пока не исчез совсем. Единственный глаз демона Древней Ночи ярко вспыхнул, и киммериец, словно очнувшись, толкнул дверь и выбежал в коридор, волоча за собой девушку, которая едва передвигала ноги от охватившего ее страха.
Крепко выругавшись и помянув при этом всех известных ему демонов и темных богов, Конан взвалил Сонатру на плечо и помчался вперед, еще не зная, какая опасность им грозит, но нисколько не сомневаясь, что оставаться тут нельзя. Будто в ответ на его мысли пол под ногами дрогнул, и варвару показалось, что замок вдруг зашевелился, как пробудившийся ото сна огромный зверь. Он прибавил шагу и тут же понял, что все его усилия напрасны: логово вампира начало медленно уходить под землю.
Но Конан не был бы Конаном, подумай он
Он помедлил еще мгновение, прыгнул и уже в полете понял, что просчитался: до края воронки оставалось не меньше локтя. Конец! Не успел киммериец подумать об этом, как из окна башни выплыло красное облако и устремилось к нему. И тут же словно крепкие руки подхватили варвара и девушку, перенесли их через все увеличивавшуюся пропасть и мягко опустили на землю. Облако зависло над головой Конана, все время меняя очертания, но он так и не узнал ни один из обликов, которые пыталось принять спасшее ему жизнь Нечто. Наконец облако задрожало, сбиваясь в тугие комки, и киммерийцу почудилось, что на миг в нем мелькнули чьи-то смутно знакомые черты, но тут огромная черная туча, возникшая над замком, выбросила гибкие щупальца, разметала ими красное облако и стремительно унеслась в небо. Над воронкой взметнулся смерч, прокатился по поляне, где совсем недавно стояло логово Гекмона, и растаял.
Все кончилось. Воронка затянулась, и на том месте, где возвышался грозный замок, остался большой песчаный круг.
Конан долго смотрел на него, размышляя, не приснилось ли ему все это, пока его мысли не прервал нежный девичий голосок:
— Что тут произошло? Где мы?
— Ты можешь идти? — спросил варвар, не отвечая на вопросы.
Сонатра кивнула.
— Тогда пойдем. До твоего дома еще много дней пути.
Он подал девушке руку, и они быстро зашагали прочь от кошмарного места, торопясь уйти как можно дальше.
…Вопреки ожиданиям Конана путь в Кордаву оказался намного длиннее, чем он рассчитывал. Сонатра, любимица не только своего отца, но и зингарского короля, была избалованной, капризной и взбалмошной девицей, которая считала, что любой мужчина не может не влюбиться в нее с первого взгляда и должен быть счастлив, потакая ее прихотям. Едва лишь страх прошел и девушка поняла, что ей больше ничто не угрожает, она показала свой немыслимый характер во всей красе. Она то закатывала истерики и наотрез отказывалась идти пешком, и тогда варвару приходилось нести ее, то вдруг начинала смеяться и рассказывать о своих головокружительных успехах при дворе, то вдруг беспричинно рыдала, жалея себя…
В конце концов киммерийцу пришлось вспомнить полученные в Шадизаре навыки, незаметно умыкнуть пару кошелей и коня в какой-то придорожной таверне, и после этого его жизнь стала чуть-чуть легче, так как он смог выполнять некоторые желания красотки, да к тому же ей не нужно было теперь идти пешком, а ему — тащить ее на себе. И все равно ему приходилось постоянно сдерживать себя, чтобы не задушить проклятую девку, и, если бы не обещанная награда, он, наверное, так бы и поступил, хотя до этого у него никогда не возникало даже мысли о том, что он может обидеть женщину.