Конан. Пришествие варвара (сборник)
Шрифт:
Его подергали за рукав, и он повернул голову, помрачнев оттого, что ему помешали. Рослый, крепко сложенный парень стоял возле него. В этом месте он казался таким же лишним, как волк среди вшивых крыс в сточной канаве. Дешевая куртка не скрывала крепкого торса, широких плеч, могучей груди, узких бедер и мускулистых рук. Лицо его загорело на солнце до черноты, синие глаза пылали. Густая грива черных нечесаных волос падала на высокий лоб. В кожаных ножнах на поясе он носил меч.
Кофиец непроизвольно отшатнулся, ибо парень не принадлежал ни к одной из известных ему цивилизованных рас.
– Ты говорил о Башне Слона, – сказал чужак на языке Заморы, однако с чужеземным акцентом. – Я много слыхал о башне. Что за тайна?
Поведение
– Тайна Башни Слона? – вскричал он. – Да ведь каждому болвану известно, что Яра, жрец, владелец могущественного колдовского камня, именуемого Сердцем Слона, живет там. В камне том – тайна его колдовской силы.
Варвар коротко поразмыслил над этими словами.
– Видал я и башню, – сказал он. – Она стоит в большом саду над городом. Высокие стены окружают его, однако стражников я ни одного не заметил. Не так-то трудно будет взобраться на стену. Почему же никто еще не стащил таинственный камень?
С открытым ртом кофиец уставился на наивного чужеземца, затем разразился презрительным хохотом, который подхватили и остальные.
– Послушайте только этого дикаря! – громыхал он. – Он хочет спереть камешек Яры. Слушай, ты, парень, – сказал он и повернулся к молодому человеку. – Положим, ты, конечно, варвар, откуда-нибудь там с севера…
– Я киммериец, – заявил чужак не совсем дружески.
Ответ и тон мало что сказали кофийцу. Он происходил из королевства, лежащего далеко на юге, у шемских границ, и мало знал о народах севера.
– Тогда навостри уши и немножко поучись! – сказал он и указал пивной кружкой на немного смущенного парня. – Знай же, в Заморе, и в первую очередь в этом городе, живет больше искусных воров, чем где-либо в нашем мире, больше даже, чем в самом Кофе. Если бы смертный человек мог украсть сей драгоценный камень, то, можешь быть уверен, он давно бы уже попал в чужие руки. Говоришь, простое дело вскарабкаться на стену, но едва ты успеешь туда забраться, как сразу об этом пожалеешь. Видимо, есть причина, коли сторожа по ночам не обходят сад, то есть сторожа-люди. Однако сторожевая комната внизу в башне всегда полна народу, и даже если тебе и удастся невредимым пройти мимо тех, кто ночью держит под наблюдением сад, не сводя с него глаз – или что там у них вместо глаз, – тебе придется с боем пробиваться через караулку мимо сторожей-людей, дабы добраться до побрякушки, которая хранится где-то там, в башне, наверху.
– Но если кому-нибудь повезет пройти через сад, почему бы ему не попытаться добраться до камня через верхнюю часть башни? – возразил киммериец. – Этим он бы избежал встречи со стражниками.
И снова кофиец уставился на него, разинув рот.
– Нет, вы послушайте его! – крикнул он насмешливо. – Варвар у нас орел, который может взлететь над ограждением башни, усаженным драгоценными камнями! – Он снова бросил взгляд на киммерийца. – Да разве ты не знаешь, что эта башня пятьдесят и еще сто футов в высоту и ее круглые стены еще глаже, чем отполированное стекло?
Варвар с пылающим взором огляделся вокруг. Грохочущий смех, поднявшийся после издевательского замечания, немного смутил его. Сам он не видел никакого основания для веселья и был еще слишком неопытен для цивилизованного мира, чтобы понимать все его ухищрения. Цивилизованный человек воспитан куда хуже дикаря, которому невдомек, как это можно не поплатиться за бестактность расколотым черепом. Он был смущен и раздосадован и, без сомнения, отступил бы в смятении, не говоря ни слова, не продолжай кофиец его задирать.
– Иди-иди! Расскажи этим беднягам, которые чуть-чуть больше занимались своим воровским ремеслом,
– Всегда найдется путь, если мужество равно потребности, – раздраженно возразил киммериец.
Кофиец принял эти слова как личное оскорбление. Его лицо залилось краской.
– Что?! – взревел он. – Ты посмел обругать нас в глаза трусами? Убирайся! С глаз моих! – Он наградил Конана сильным тычком.
– Ты берешь на себя слишком много воли насмешничать надо мной. Да еще поднял на меня руку? – процедил варвар сквозь зубы.
Он больше не мог обуздывать быстро возраставшую ярость. Он ответил на тычок ударом ладони, который сбросил насмешника на грубо выструганный стол. Пиво плеснуло через край кружки. Кофиец злобно зарычал и вытащил меч.
– Собака, дикарь! – загремел он. – За это я вырежу сердце из твоей груди!
Блеснула сталь. Сидящие вокруг поспешно бросились искать безопасное местечко. В спешке они опрокинули единственную горевшую в комнате свечу. Кабак погрузился в темноту. Треск опрокидываемых скамеек, топот ног, вопли и проклятия – вот что было слышно, а еще пыхтение обоих задир и, наконец, крик боли, пронзивший гвалт и сумятицу. Когда свечу снова запалили, оказалось, что большинство гостей исчезли, сбежав через дверь и разбитое окно, остальные забрались под столы и за винные бочки. Варвар тоже покинул заведение. В центре комнаты лежал окровавленный труп кофийца. С безошибочным варварским инстинктом киммериец отыскал обидчика в темноте и, воспользовавшись всеобщей суматохой, прикончил.
Свет факелов и шумное веселье гуляк остались позади. Киммериец избавился от своей рваной туники и теперь шагал сквозь ночь совершенно голый, если не считать набедренной повязки и высоких шнурованных сандалий. Он скользил с гибкостью тигра, его стальные мускулы играли под загорелой кожей.
Конан достиг той части города, которая прилегала к храмам. Они поблескивали в свете звезд со своими мраморными снежно-белыми колоннами, золотыми куполами и серебряными арками порталов, эти ларцы бесчисленных загадочных божеств Заморы. Конан не слишком ломал себе над этим голову. Он знал, что религия Заморы, как и все прочее у народа, издавна изведавшего блага цивилизации, сложна и понять ее нелегко, свое изначальное естество она давно затеряла в лабиринте обрядов и обычаев. Много часов провел он на открытых площадях, внимая увещеваниям теологов и учителей, и после этого запутался еще больше, чем прежде. Но в одном отныне он убедился твердо: ни один из этих философов не пребывал в здравом рассудке.
Его родные боги просты, и понять их несложно. Кром был верховным среди них. Он жил на высокой горе, откуда насылал испытания и смерть. Бесполезно молить о чем-либо Крома, ибо он мрачен, дик и презирает трусов. Но мальчиков при рождении он наделял мужеством, волей и силой убивать врагов. Это было, по воззрениям варваров, все, чего следовало ожидать от бога.
Сандалии Конана не издавали ни малейшего шума, ступая по блестящим камням мостовой. Ни одного стражника не видно, ибо даже воры из «Прожорливой глотки» избегали храмов, где – как кругом болтают – всякого, кто вступал в них с нечистыми намерениями, ждала ужасная судьба. Впереди Конан видел Башню Слона, устремлявшуюся к небу. Он спрашивал себя, откуда она получила свое имя. Никто этого, казалось, не знал. Сам он еще никогда не видел столь диковинное животное, однако знал по рассказам, если только правильно понял: слон – это чудовищно огромный зверь с одним хвостом спереди и одним сзади. Во всяком случае, так объяснял ему путешественник-шемит и притом клялся, будто тысячами видел таких зверюг в стране гирканцев. Но нужно, конечно, еще не упускать из виду, что все шемиты большие любители соврать. В Заморе по крайней мере никаких слонов не водилось.