Концепты и другие конструкции сознания

Поляков Сергей

С. Л. Франк (1995, с. 86) пишет, что человеческое сознание не копирует предмет, а «некоторым образом владеет “самим предметом”, объемлет его и включает в себя», «предмет есть особый момент в строении самого сознания». Далее автор (с. 87), однако, высказывает мысль о том, что «сознание включает в себя черту объективности или “предметности”», и предлагает «расширить сознание до пределов всего мыслимого бытия».

Скажу еще определеннее: там нет дублера предмета, а есть сам единственный и отсутствующий где-либо еще оригинал, то есть сам предмет… Перефразируя У. Оккама (цит. по: Смирнов, 2010, с. 142), напомню, что не следует умножать сущности без нужды. В окружающем мире есть

нечто, взаимодействующее с нашим телом, в результате чего в нашем сознании возникает антропоморфная репрезентация этого нечто, отличающаяся сущностно от того, что есть вне нас. Но именно она и является для нас предметом, который мы считаем частью окружающего физического мира.

Повторю, что психическая репрезентация, данная нам в виде предмета, сущностно отличается от «вещи в себе». Так, ощущение красного или зеленого цвета – это не электромагнитные волны. Но для нас именно наша психическая репрезентация становится настоящим и единственным предметом физического мира. Общим для «вещи в себе» и ее репрезентации в сознании является лишь понятие вещь, которое и вводит нас в заблуждение. Правильнее было бы поэтому «вещь в себе» называть, например, частью «реальности в себе», так как она еще и не вещь вовсе. В вещь же превращается лишь ее чувственная репрезентация в сознании, конституированная к тому же понятием, обозначающим данную вещь.

Этот мой, кажущийся новым вывод на самом деле совсем не нов… Э. Шредингер (2000), например, пишет: «Мир дается мне лишь единожды, а не один существующий и один воспринимаемый» (с. 50). «Разум построил объективный окружающий мир философа-натуралиста из своего собственного материала. Разум не мог справиться с этой гигантской задачей, не воспользовавшись упрощающим приемом, заключающимся в исключении себя – отзыве с момента концептуального создания. Поэтому последний не содержит своего создателя» (с. 42–43).

Добавлю: не только «не содержит создателя», но и создатель не понимает, что создает окружающий мир из элементов самого себя. Но здесь не следует впадать в другую крайность, утверждая, что такая позиция есть отказ от реальности внешнего мира. Вовсе нет. Странно даже сомневаться в том, что «реальность в себе» существует вокруг нас и мы от нее полностью зависим.

У образов восприятия есть еще одна важная особенность. Со времен Р. Декарта и даже раньше принято полагать, что содержание сознания идеально и противостоит материальному миру. Это положение опроверг нейтральный монизм, основоположником которого следует, видимо, считать У. Джеймса, так как у Э. Маха, во-первых, своя оригинальная «теория элементов», тесно смыкающаяся с монизмом, а во-вторых, я находил в его работах ссылки на У. Джеймса, свидетельствующие о том, что Э. Мах, который даже посвящал свои книги У. Джеймсу, скорее просто охотно согласился с теорией своего американского коллеги. К монистам следует отнести и Г. Геффдинга с Р. Авенариусом, о которых упоминает Э. Мах (2003, с. 46).

У. Джеймс (1997, с. 362–363) предлагает рассмотреть в двух аспектах комнату, в которой вы сидите с книгой. Сначала как коллекцию физических вещей, выделенных из окружающего их мира других вещей… А потом как то, что воспринимает сейчас ваш разум. В итоге реальность, кажущаяся единой, занимает два места: одно – во внешнем пространстве, а другое – в вашем уме. В одном случае одна и та же комната с вещами будет вашим «полем сознания». В другом – предметом, в котором вы находитесь. Причем в оба контекста комната входит целиком, так что нельзя сказать, будто она принадлежит сознанию одной своей частью, а внешней реальности –

другой.

Таким образом, в зависимости от того, в какую психическую конструкцию, созданную нашим сознанием, входит наше актуальное психическое содержание, то есть образы восприятия и ощущения, их можно рассматривать либо как содержание сознания (психические репрезентации предметов), либо как внешний физический мир (сами предметы). Образы восприятия являются в результате одновременно и нашими психическими явлениями (содержанием нашего сознания), и вещами. Эту странную двойственность образов восприятия У. Джеймс (1997) достаточно убедительно разъясняет. Автор даже пробует распространить в своей книге те же закономерности на прочие психические явления, в том числе и на понятия.

Он полагает, что «любой единичный неперцептуальный опыт может, подобно перцептуальному опыту, быть рассмотрен дважды». Как физический объект или совокупность объектов в одном контексте и как состояние ума – в другом. В одном контексте «неперцептуальный опыт» представляет собой, по его (с. 365) мнению, целиком сознание; в другом – его содержание. Причем нигде не замечается никакого внутреннего саморазделения на сознание и содержание сознания.

Можно, однако, возразить автору, что содержание сознания не всегда репрезентирует физическую реальность, а часто – и вовсе не ее. Тут в рассуждениях У. Джеймса (1997) есть слабое место, которое, впрочем, он и сам замечает: «Пока все чрезвычайно ясно, но мое положение, вероятно, покажется читателю менее убедительным, когда я перейду от восприятия к понятиям или от вопроса о наглядно представимых вещах к вещам, непосредственно нами не воспринимаемым» (с. 364).

И он совершенно прав. Более того, к понятиям он так и не перешел, потому что не смог бы доказать применительно к ним свою точку зрения, ибо многое из того, что обозначается понятиями, просто невозможно найти в окружающей физической реальности или отнести к ней явно. Следовательно, понятия не могут, как образы восприятия, в разных контекстах выступать то психическими, то физическими сущностями. Меня здесь интересует не то, насколько был не прав этот замечательный мыслитель, пытаясь распространить свою теорию на понятия, а то, насколько он был прав, рассматривая образы восприятия в зависимости от контекста то как явления сознания, то как физические явления.

Б. Рассел тоже принимает постулаты монизма. Он (2009, с. 237) соглашается с У. Джеймсом и пишет (с. 214), что нет такой простой сущности, на которую вы могли бы указать и сказать, что она является физической, а не ментальной. Сам он (1999, с. 121) вообще считает, что мир состоит не из вещей, а из событий. Если причинно-следственные взаимосвязи одного рода, то соответствующая группа событий может быть названа физическим объектом, а если они другого рода, то соответствующая группа событий может быть названа сознанием. Любое событие, проистекающее в голове человека, будет принадлежать к группам обоих видов. Сознание и материя являются просто удобными способами организации событий.

Г. Г. Шпет (2010, с. 179–180) указывает, что никакой принципиальной разницы между психическими и физическими явлениями не существует.

Итак, казалось бы, монизм преодолел пропасть между психическим и физическим, доказав, что образ восприятия превращается то в психическое содержание человеческого сознания, то в физический предмет в зависимости от плоскости, в которой мы его рассматриваем. Однако, как это ни парадоксально, открытие монистов мало повлияло на доминирующие не только в естественных науках, но даже в психологии дуалистические представления, а сама теория была фактически проигнорирована.