Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля
Шрифт:
Меня остановили и все-таки намотали веревку на шею. Я билась и пыталась кусаться. Это было все, что я могла сделать, так как руки мои были крепко связаны за спиной…
Парень пригнул мою голову к ножке кровати и привязал меня к ней в таком положении, что я стояла на коленях, низко склонившись головой к полу и высоко подняв бедра. Это была наиболее удобная для мужчин поза…
Веревка, которой я была привязана к кровати, была очень короткая, так что я лежала щекой на полу и могла только мотать головой из стороны в сторону.
Перед глазами была только облупившаяся краска на металлической ножке кровати и пыльный, затоптанный пол. Кроме этого я больше ничего не видела.
Один из парней, стоявших теперь сзади, опустился на колени и погладил меня по ягодицам. Наверное, его пальцы ощутили мою дрожь, и он почувствовал, как колотит и трясет все мое тело.
— Не бойся, — произнес он. — Мы тебя не убьем. Будешь подстилкой.
Оба парня при этих словах засмеялись, и второй добавил, обнаружив неожиданную способность к связной речи на русском языке. Видимо, у него была пятерка по русскому языку в школе, затерянной среди гор. Он сказал:
— Что еще может белая русская женщина? Только быть подстилкой для джигита.
Они все время смеялись. Даже тогда, когда первый парень вошел в меня и я закричала…
— Раздвинь ноги пошире, — сказал парень и нетерпеливо шлепнул меня ладонью по бедрам. А поскольку я не сразу сообразила, что он от меня хочет, он еще несколько раз шлепнул меня. Удары были звонкие, они гулко раздавались в пустой комнате. Кроме того, это были болезненные шлепки. Парень бил расслабленной ладонью, просто шлепал, и все равно это было больно. Мои ягодицы судорожно сжались.
— А ну, расслабься, — резко прикрикнул мне парень, владевший мной. — Ноги раздвинь и расслабься.
Он не бил меня сильно, а только шлепал, и это тоже было страшно унизительно. Меня шлепали точно объезженную кобылу на ярмарке…
Он входил в меня, и мне казалось, что он может меня разорвать. Он двигался резкими толчками, грубо, намеренно стараясь сделать мне больно. Я это чувствовала.
Что мне оставалось делать? Я стонала при каждом его движении во мне, хотя поначалу пыталась сдерживаться. Мне казалось оскорбительным стонать от того, что он делал со мной. Но я быстро поняла, что просто не могу удержаться. Комната огласилась моими протяжными стонами.
Парни опять засмеялись, а первый взял меня за волосы на затылке и потрепал их со словами:
— Молодец, хороша…
И я опять сравнила себя с лошадью, на которую взобрался молодой наездник. После первого сразу был второй. До этого он стоял рядом и иногда комментировал. Теперь он занял место первого.
Мне уже было все равно. Я стонала, билась под ним, насколько позволяла веревка, которой я была привязана. Как я страдала! Как я хотела, чтобы эта проклятая веревка задушила меня невзначай…
Но этого не произошло. Веревка просто прижимала мое лицо к полу и делала
Это ужасное чувство — лежать на полу со связанными за спиной руками и беспомощно подставлять себя грубым парням, которые глумились надо мной. Я ощущала себя жалкой игрушкой в их руках. И это было так на самом деле.
— Теперь ее можно отвязать, — сказал второй парень, когда закончил со мной.
— А не рано? — ответил ему товарищ. — Она еще может начать брыкаться.
— Нет, не начнет, — уверенно сказал второй и поднялся на ноги. Теперь они оба стояли надо мной во весь рост, а я лежала у их ног, распростертая на полу и раздавленная ими…
— Не начнет, — сказал парень, слегка пнув меня носком ботинка в бок. — Она уже укрощена. С ней теперь все будет в порядке.
Меня отвязали, и я смогла лечь на кровать, хотя это вряд ли могло считаться облегчением моей участи. Потому что, во-первых, лежать голой на металлической сетке больно, а во-вторых, меня положили на кровать не с целью дать мне отдохнуть. Лицо мое было залито слезами и потому совершенно мокрое, и я не могла вытирать слезы. Руки мои продолжали быть связаны за спиной.
— Теперь вот так, — сказал парень, приближаясь к моему лицу, и я с ужасом поняла, что мой рот тоже будет использован…
Я пыталась отвернуться, пыталась сжать губы. Но после нескольких пощечин, которыми меня наградили за строптивость, моя решимость пропала.
— Все равно придется, — сказал мне парень, и я поверила ему. Десять дней… Десять дней, на которые меня обрек мой муж, — это было слишком долго, чтобы надеяться на что-то…
«Все равно придется», — сказала я сама себе и широко раскрыла рот.
Казалось, что парень стремится проникнуть в меня как можно глубже. Он заполнял не только весь мой рот, но и устремлялся в горло. От этого я задыхалась, и из глаз моих снова брызгали слезы…
Я боялась, что задохнусь от этого, но вскоре приноровилась дышать носом. Плоть мужчины ходила во мне как гигантский поршень — туда и обратно со всей неумолимой силой и ритмичностью.
И тут они были рядом — оба парня. Пока удовлетворялся один, второй стоял рядом и смотрел.
Потом, когда оба они по очереди сделали со мной все, что хотели, они ушли, равнодушно оставив меня лежать на кровати — голую, истерзанную и плачущую.
«Вот это и случилось, — проносилось в моей голове. — То, чего я так боялась. То, чем угрожали Василию. То, чего он, видимо, не испугался или чему не поверил… Вот это и произошло. Говорят, что нечто в таком роде суждено испытать хоть раз в жизни почти каждой женщине. Может быть. Хотя я всегда надеялась, что меня это минует. Не миновало. Ошибалась я».
Меня угнетала мысль о том, что теперь мне предстоит провести тут еще десять дней. Может быть, и больше. Теперь я вообще сомневалась в том, что меня отпустят…