Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля
Шрифт:
Поле короткой паузы он добавил уверенно:
— Ничего, найдешь. У тебя есть, мы знаем, — при этом он повесил трубку и строго посмотрел на меня.
— У него действительно нет таких денег, — сказала я, беспомощно прижимая руки к груди и чуть не плача от отчаяния.
— Есть, — спокойно ответил кавказец. — У кого нет — мы к тем не приходим. Мы знаем, с кого брать. Твой муж — богатый человек. Пусть дает. За такую красавицу-жену надо было еще больше с него взять, а не какие-то сто миллионов… — он щелкнул пальцами, как бы давая
— Теперь иди туда, — опять махнул рукой старший, и двое других парней проводили меня в ту комнату, где я уже была.
Меня привели туда и связали руки за спиной веревкой.
— Зачем? — протестовала я. — Ведь я никуда не собираюсь бежать. Не надо. — Но они не слушали меня, а молча делали свое дело.
Связав, меня положили на железную панцирную сетку кровати. Было очень неудобно там лежать. Уже через пять минут я почувствовала, как сетка режет тело под одеждой. На мне были только юбка и кофточка — пальто с меня сняли предварительно.
— Лежи тут и жди, — сказал мне один из парней, и они ушли, оставив меня в комнате одну.
«Но у него же нет денег, — думала я мучительно. — Конечно, можно что-то продать, но это не так быстро делается… Откуда же они узнали о том, что Вася имеет средства вообще? Мы жили так замкнуто». Хотя тут же я сообразила, что это не так. Ведь сколько бывало у нас в доме покупателей, со сколькими людьми Вася был связан по своим делам. Любой мог оказаться бандитским наводчиком…
Что же будет дальше? Этот вопрос мучил и терзал меня. И я не знала ничего наперед. Как можно описать мое состояние в те часы, что я провела тогда, связанная в комнате? Еще несколько часов назад я была вполне счастливой и благополучной женщиной. Я ходила по магазинам, разговаривала с людьми…
И тот поворот с Белинского на Моховую оказался поворотным в моей жизни. Наверное, они следили за мной с того момента, как я вышла из дома. Наверное, они ехали за мной и ждали подходящего момента, чтобы схватить меня.
Как я могла не почувствовать опасности? Я еще шла по улице, еще была нормальным свободным человеком, а эти негодяи уже ехали за мной и уже знали заранее, что со мной будет…
Прошел почти целый день. Я увидела, как в комнате стало темнеть, за окном опускались сумерки. Потом наступила темнота.
«Может быть, Вася обратился в милицию? — подумала я с оттенком надежды. — Бывает ведь, они помогают в подобных случаях. Сколько раз приходилось читать об этом в газетах… И может быть, они сейчас уже действуют, и не пройдет и нескольких минут, как в дом постучат и войдут спасители — люди в погонах и серых шинелях? Все может быть».
Надежда никогда не оставляет человека, до самого конца… Наконец ко мне в комнату вошел старший. Он сел на кровать рядом со мной и сказал:
— Твой муж — дурак. Ему позвонили только что, и он сказал, что у него нет таких денег. Ты понимаешь, что он — дурак?
— Но ему и правда нелегко
— Ну, и что? — ответил старший. — Можно продать что-то или занять. Потом отдаст, у кого занял. Он у тебя — дурак совсем, что ли?
— Нет, — тихо сказала я. Теперь я поняла, что они настроены серьезно и что, во всяком случае, мне придется провести здесь ночь…
— Мы сейчас еще раз ему позвоним, — сказал мужчина. — Только ты ему объясни, чтобы он поторопился и не дурил. Но для этого, чтобы ты сама лучше поняла, мы сделаем вот что, — он свистнул, и из соседней комнаты явились те двое парней.
— Давайте, — сказал им старший. Они подняли меня и развязали мне руки. После этого старший сказал, усмехаясь: — Раздевайся!
— Зачем? — испуганно спросила я, от страха, охватившего меня, прижимая руки к груди.
— Просто так, — ответил он. — Женщина бывает сговорчивее и понятливее, когда она голая. Ты лучше объяснишь мужу, что ему надо делать.
— Быстро раздевайся, — сказал мне один из вошедших парней и протянул руку к пуговицам на моей кофточке. При мысли о том, что они сейчас разденут меня силой и их руки будут прикасаться к моему голому телу, я вздрогнула и сказала быстро:
— Не надо… Я сама.
После этого я попыталась расстегнуть кофточку, но пальцы меня не слушались. Руки дрожали так, что я не могла нащупать петлю… Одну пуговицу я оборвала все-таки, но остальные мне удалось расстегнуть. Упавшая пуговица сорвалась и покатилась по полу, и звук этот был единственным, звучавшим тогда в комнате… Только молчание, зловещее молчание, и звук катящейся пуговицы с моей кофточки.
И женщина, которая стоит, раздеваясь, перед тремя молчащими мужчинами… Влажными и трясущимися от волнения пальцами я расстегнула крючок на юбке и сняла ее. Потом настала очередь белья…
— Скорее, — поторопил меня старший, нетерпеливо глядя на часы. Путаясь ногами в трусах и колготках, я стащила их с себя, и они комком упали на пол рядом с кроватью.
— И не прикрывайся, — сказал мне строго мужчина, видя, что я пытаюсь прикрыть руками растительность на своем лобке. — Убери руки.
— Руки по швам, — добавил один из подручных, и все трое засмеялись.
— Пойдем, — произнес зловеще старший, и меня повели в другую комнату к телефону.
«Вот было бы здорово, — подумала я про себя, — если бы Вася связался с милицией. Тогда они наверняка засекут сейчас этот телефон. А если засекут, то через полчаса будут здесь. Ну, максимум, через час».
Старший набрал номер и сказал снявшему трубку Васе:
— Чтобы ты быстрее поворачивался и быстрее решал, сейчас с тобой опять будет говорить твоя жена.