Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля
Шрифт:
— А вы один приехали? — спросил меня сосед, и едва я только кивнул утвердительно, протянул мне руку:
— Герман, — представился он. — Я тоже один приехал. Жену дома оставили?
— Нет, сказал я. — Я не женат. Так что никого я не оставил, а просто так, решил развеяться.
Разговора все же не удалось избежать, напрасно я надеялся…
— Андрюша, а вы бизнесом занимаетесь? — вкрадчиво спросил меня Герман, пристально и ласково глядя в глаза.
Я посмотрел на него внимательнее. Нужно было решить, что происходит и как себя вести. Нет нужды объяснять, что молодые мужчины около тридцати
— Я не занимаюсь бизнесом, — сдержанно ответил я. Поймав удивленный взгляд Германа, я добавил немного раздраженным тоном. — Не одни же бизнесмены ездят отдыхать за границу. Даже в наше время. Я писатель. Только и всего.
— О, как интересно, — обрадовался Герман и чуть придвинулся ко мне. — Я так люблю литературу. Больше всего мне нравится Оскар Уальд. Вы любите Уальда?
Теперь ситуация прояснилась. Я оценил своего нового знакомого во всей полноте. Он был длинноволос, и сзади его волосы были собраны в хвост. На крепкой жилистой шее был повязан яркий платок голубой и розовой расцветки. Голос был вкрадчивый и деланно-деликатный…
По отдельности все эти вещи ни о чем не говорят. Но все вместе, они говорят о многом и могут служить как бы визитной карточкой человека. Собственно, на то и рассчитан этот набор признаков. Для взаимного узнавания. Ведь не напишешь себе на лбу: «Я — гомосексуалист».
Да собственно, даже и без хвоста и шейного платка, все должно быть ясно — как правило, именно голос и манера держаться выдают «голубого».
Наверное, я люблю Оскара Уальда, но тут уже действовала знаковая система.
Мы с Германом достаточно внимательно посмотрели друг другу в глаза, и он понял, что я правильно понял его знак. Если я сейчас в данных обстоятельствах скажу, что я тоже люблю Уальда, это будет означать, что вечером я готов лечь в постель с этим Германом…
— Нет, я терпеть не могу этого писателя, — спокойно ответил я, отворачиваясь к окну, за которым проплывало бескрайнее море с тянущимся вдоль его бесконечным пляжем.
— А почему? — не отставал Герман, и в этот момент его рука легла на мое колено…
— Он не в моем стиле, — ответил я, оставаясь спокойным и не убирая ногу. — Уальд — не мое амплуа.
После этого я повернул лицо к Герману и посмотрел на него тяжелым выразительным взглядом. Он все понял, и убрал руку с моего колена. При этом он вздохнул и протянул:
— А я думал вы один, и я один… Мы могли бы подружиться. Какой вы мизантроп.
Удивительные люди, эти педерасты. Рядом со мной сидел здоровенный мужик высокого роста и с широкими плечами. Когда он положил мне руку на колено, я почувствовал, какая сильная и мускулистая эта рука. Он наверняка занимается с гирями и гантелями. Этакий бык… И так не вяжется со всем этим антуражем его голос и манеры — почти женские, жеманные.
— Вот, всегда так, — продолжил он кокетливым голосом и даже надул губы, как обиженная институтка. — Только понравится тебе кто-нибудь, только почувствуешь симпатию — и вот так. Обидно. Но мы станем друзьями, правда?
«Вот привязался, — подумал я про себя. — В последние годы встречаются удивительно нахальные особи этого типа…»
Вслух же я сказал:
— Подружимся,
Лицо мое при этом оставалось ледяным и непроницаемым. Герман понял мое состояние и замолчал.
Отель оказался не на берегу моря. На берегу стоят только четырехзвездочные отели. Наш же был трехзвездочный, так что до моря надо было идти минут пять…
В холле вся группа сразу столпилась у барьера портье и стала требовать ключи от номеров. Только уже знакомое мне семейство уселось в кресла и сидело там. Витя кемарил, Люся нервно кричала на ребенка… Федя же толпился вместе со всей оравой, держа в руке паспорта всех троих. Раньше, еще когда выходили из самолета и садились в автобус, я заметил, что этот Федя выполняет некую странную роль при этом семействе. Он тащил чемоданы, суетился, поддерживал падающего Витю… Кто он такой? Брат жены? Или гувернер сына? Вряд ли…
Я решил, что толкаться не стану, а постою у выхода на ступеньках отеля. Я вышел туда, за дверь. Передо мной была узенькая улица с магазинчиками и машинами, поставленными вдоль всего тротуара. Над моей головой висели в безветренном воздухе несколько флагов. Это были флаги тех стран, граждане которых гостят в этом отеле.
Тут был немецкий флаг, потом я узнал итальянский, еще один был мне незнаком — то ли бельгийский, то ли нидерландский, кто их там разберет… Все флаги были старые, пропыленные, выцветшие за много лет использования. И только трехцветный русский флаг гордо демонстрировал свою новизну…
— Что-то вы не торопитесь занять номер, — вдруг послышался за моей спиной женский голос. Я обернулся. Передо мной стояла крашеная блондинка лет двадцати семи, полная, ярко накрашенная во все цвета радуги. Она держала в руке сигарету.
— Позвольте прикурить, — сказала она, и улыбнулась. — Все спешат, а вы — нет.
Это была женщина из нашей же группы, просто я прежде не обращал на нее внимания.
— Куда же спешить? — сказал я. — Мой номер от меня не убежит. Он же забронирован, — улыбнулся я в ответ.
— У вас одноместный? — спросила женщина, и тут же представилась: — Меня зовут Галя. У меня одноместный тоже.
— Андрей, — ответил я. — Очень приятно.
— Я вот тоже не спешу занимать, — сказала Галя, затягиваясь и обводя накрашенными глазами окрестности: — Что толку, что одноместный? Главное — чтобы весело было. Мы ведь отдыхать сюда приехали…
— Мудрая мысль, — согласился я. — И бесспорная.
— Вот я и подумала, — сказала вдруг Галя, переводя взгляд с машин у тротуара на меня: — Мы с вами могли бы взять двухместный номер. Им же тут все равно, даже выгодно. А нам бы скучно не было.
Она выжидательно посмотрела на меня, ожидая реакции. Она улыбалась при этом хитрой и немного смущенной улыбкой. Сомнений в моем согласии у нее не было, вот только немного неудобно было самой предлагать. Да что же поделаешь, раз в наше время мужики такие рохли пошли… приходится все самой…
Бедные русские женщины, до чего они дошли… Это если с одной стороны посмотреть…
— А вы почему одна? — не отвечая на ее вопрос спросил я. — Мужа дома забыли? Надоел? — Я старался придать своему голосу игривый оттенок, как бы «подыгрывал» ей…