Кондратьев и Лёля
Шрифт:
Ага. Вот и звонок. Отлично Лёля придумала.
Извинился, отошел. Трубу рукой прикрываю, разыгрываю серьёзные переговоры. Сейчас главное не переборщить со временем, а то эти раздражаться начнут.
Дальнейшее развитие событий? Теперь будем долго перебрасывать мячик через сетку: факсы, сметы, встречи, телефонные звонки. Они станут давить проведением тендера, мы – уныло прогибаться, занижать стоимость. Нарыв должен созреть, чтобы прорваться. Как только будет скромно озвучена сумма отката, всё быстро закрутится. Забудут о тендере, прикроют глаза на завышенную смету работ. Начнётся гонка – скорее сделать и, наконец, получить в руки аккуратную стопку новых зелёных банкнот, чуть маслянистых на ощупь.
Всё. Сегодня я отработал. Обнюхались.
Дождь моросит. Фонари зажгли, хотя и не стемнело. Пробка на Садовом. В свете фар капельная взвесь в воздухе. Не хочу в метро – толчея, час пик. Пешком до Курской. От Таганки вниз, к Яузе, потом – наверх – вот тебе и Курская. Идти-то – всего ничего… Я много пешком хожу – Москву ногами чувствую. Она действительно на семи холмах стоит. В метро или на машине этого не заметишь. Например, если от Университета – то вниз, к Москва-реке, потом вверх – на Пироговку, вниз – опять к Москве-реке, к Кремлю и дальше… к Проспекту Мира, а там снова вниз, к Яузе и опять наверх, в сторону Мытищ. С горки на горку…
Иду, лужи обхожу, от зонтов уворачиваюсь. Ну конечно, возле моста через Яузу давка машинная – пытаются пролезть, просочиться с набережной на Садовое. Стоят впритык, только дворники время от времени туда-сюда по стеклу. Люди между машинами пробираются, и я – следом. Боковым зрением зацепил. Сидит на корточках, спиной к гранитной тумбе моста привалившись. Шапочка спортивная синяя с белым. Замер, и холодно, всему холодно, будто ледяным ветром дунуло. Отец?! И страшно на миг стало. Как он здесь? Почему?
Через секунду отпустило. Сознание прояснилось, мозг заработал. Присмотрелся. Бомж сидит. Картонку с надписью в руках держит. Я бы на него внимания не обратил… вот только шапочка на нём такая же, как у отца.
Отец
Солнечным был день. Небо синее, яркое, зимнее. Урок физкультуры на улице. Лыжня поблёскивает ледяным накатом, прямо со школьного двора за дома уходит. Лидия Сергеевна – толстая, в тулупе и валенках – командует. Мы толкаемся, орём, каждому хочется побыстрее отмучиться. Вон кто-то уже в снегу валяется. Лыжи у всех старые, крепления – кожаная петля на мысок да резинка на пятку. Только у Верки Приходько специальные ботинки и крепления с железным клювом. К Лидии Сергеевне жмётся – не любит её никто: плакса и воображала.
Последний урок был. Мы потом с пацанами пошли на горку. Часа два гоняли. Мокрые как мыши – все в снегу. Потом, гурьбой по посёлку, по домам. Весело. Солнце светит.
Подошел к калитке – тропинка к дому натоптана, а снег вокруг на солнце подтаял, наст образовался – сверкает. Так и хочется шагнуть, проломить корочку.
Знаю, что никого дома нет. Мать на работе, отец, как всегда, где-то с дружками-пьяницами шляется. Прежде чем зайти в дом, пошел в сарай лыжи поставить. Дверь на себя потянул – темно после улицы, свет сквозь щели тонкими лезвиями воздух режет. Нога в носке – на уровне лица, штанина… Валенок на полу, бутылка из-под портвейна блестит в луче света, этикетка яркая – на ней три большие семёрки. Полупустая мятая пачка «Примы», спичечный коробок на утрамбованном земляном полу. Наверх посмотрел. Висит. Отшатнулся, выйти хотел, о дверной косяк спиной стукнулся – по нему и сполз, сел на корточки. Глаза поднять боюсь, на бутылку эту смотрю…
Часть вторая. Россия. 1997
Март.
Первыми вице-премьерами назначены А.Чубайс и Б.Немцов – ветвь
«младореформаторы». Б.Березовский утверждает, что олигархи должны править
страной. Чубайс – правление страной на выборной основе. Оттеснение олигархов
от власти.
Мировой банк предоставил России займы на общую сумму 3,4 млрд долларов.
Апрель.
Подписан Договор о Союзе Беларуси и России.
Май.
Подписан договор о мире и принципах взаимоотношений между Россией
и Чеченской республикой.
Подписан «Большой договор» – Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве
между Россией и Украиной.
Июнь.
Принят Закон «О приватизации государственного имущества и об основах
приватизации муниципального имущества РФ».
Октябрь.
Массированная продажа российских акций иностранным инвесторами.
Ноябрь.
Отставка реформаторов.
Декабрь.
Центробанк России раздвинул «валютный коридор». Валютный рынок
и рынок государственных ценных бумаг залихорадило.
Глава 2. Лёля
– Какая же ты всё-таки шлюшка, Лёля!
– Ага! Мне нравиться такой быть. Но не Лёля, а Лялька – забыл? Вот из постели выберемся – снова Лёлей стану.
Всё-таки что-то со мной не так. Наплевать! Нормальных людей не существует. У каждого свои тараканы в голове. А как их приятно наружу выпускать! Пусть смотрят, головой качают, мол, с девочкой-то не всё в порядке. Что не в порядке-то?
Я часто на себя со стороны смотрю. Словно тело и душа – раздельно. Хотя, нет… вру. Это сложно объяснить. Нас двое. Тело одно, а сознаний – два. Вот, например, сейчас. Я в стороне. Сверху? Да какая разница?
Смотрю на неё. Сидит голая на кровати, по-турецки ноги поджав, улыбается. Весело ей. Но это ведь тоже я! Это я сижу. И я же смотрю на себя со стороны. Оцениваю. Подсказываю, поправляю. Я – это она.
Мне она нравится. Раскрепощенная, бесстыжая: смотри, любуйся, впитывай. Сидит, ногу мужику поглаживает. Тот – лежит – руки за голову, отдыхает.
А мне в постели не только трахаться нравится. Мне разговаривать нравится. Глупости разные… Матом ругаться. И чтобы меня ругали. Не ругань это вовсе – откровенные постельные слова. Да, я такая и есть, открыто говорю. Я не Лёля сейчас. Я – Лялька!
Красивая? Есть в ней что-то притягивающее. Лицо неправильной формы – скулы широкие, а подбородок узкий. Губы припухлые, зацелованные. Глаза карие, с кошачьей желтизной. Странные глаза. Даже когда мимо смотрит, кажется, что всё равно тебя видит, душу твою рассматривает.