Конец эпохи
Шрифт:
Родриго вскочил. Затем, изрыгая чудовищный мат (ничто не выводит человека из стресса лучше, чем другой стресс), набросился на парня, схватил за плечо и, как щенка, швырнул наземь. Тот попытался подняться, и тогда Родриго применил один приемчик – вроде бы простой, но «клиент» после него обычно «отдыхал» минут десять.
Итак, парень распростерся на пемзе, разглядывая плывущие по небу облака. Обычные для Камиллы облака – длинные, бурые, совсем не страшные, даже умиротворяющие. А рядом лежал Родриго. И оба пока были живы. И все вокруг были живы. И незыблемая громада модуля внушала уверенность, и с самоходками как будто ничего не случилось. Только
«Зачем я лежу? – подумал Родриго, слушая, как затухает, сходит на нет тоненький свист поджаривающегося Кристалла. – Если накроется защита, то не всё ли будет равно, в какой позе окочуриться? Да хоть стоя на голове! А если выдержит – тогда тем более нет смысла валяться на брюхе».
Конечно, вставать на голову он не стал – просто сел лицом к «замку», обхватив руками колени. Огненные языки по-прежнему рвались к небу, но заметно поредели, так что глазам уже не было больно. Достигнув головокружительной высоты, пламя загибалось внутрь – это напоминало Родриго закрывающийся на ночь цветочный бутон. Сквозь голубые факелы проступали очертания Кристалла. Внутри него уже не пылала маленькая злобная звезда, и вообще он выглядел точно так же, как до начала эксперимента. Самоходки действительно уцелели, а вот «бочонкам» не повезло – только один сохранил веселенькую желтую расцветку, но и он, похоже, был поврежден. Остальные почернели, от некоторых валил густой дым.
Земля снова затряслась, словно в глубине ворочался пробудившийся от спячки монстр. На Родриго это не произвело большого впечатления, но несколько ученых, уже начавших подниматься, вновь плюхнулись на пемзу. Минут через пять свист наконец-то прекратился, сменившись негромким ровным гудением, и лишь тогда приободрившийся Тупицын подал голос.
– Похоже, будем жить, – сказал он, после чего осторожно присел на край платформы и пробежался взглядом по экранам. – Ого! Да это же… Черт, с ума можно сойти! – Загоревшись, физик уже без опаски забрался на сиденье и начал привычные манипуляции с аппаратурой. – Не скажу, что всё закончилось, но, кажется, худшее позади…
Родриго его слышал – и не слышал. Он продолжал сидеть, бездумно глядя на огненный «бутон». Голубые лепестки, временами вздрагивая, как от порыва ветра, то смыкались, то размыкались. И вот наступил момент, когда, разомкнувшись, они уже не смогли дотянуться друг до друга. «Бутон» превратился в «корону». Теперь у огненных языков был вполне мирный вид. Они постепенно укорачивались и наконец под аккомпанемент замирающего гудения убрались в землю. Только тогда Родриго встал и подошел к «подносу» с Тупицыным. Как он и ожидал, на экранах была полная идиллия: всё тот же причудливый сиреневый многогранник (целехонький – ни дырочки, ни трещинки), те же медлительные зеленые синусоиды, те же редкие белые звездочки на черном фоне…
Как ни странно, научники в большинстве своем не выглядели удрученными – Родриго видел даже довольные лица. Судя по всему, поражение земной техники имело и оборотную сторону, позволив совершить какие-то открытия. Такой уж это народ: даже если начнет рушиться мир, будут прыгать от радости, обнаружив какого-нибудь необыкновенного таракана. А вот смотреть на братьев-десантников было тяжело – они искренне переживали провал. Норрис мрачно прохаживался у входа в модуль, избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было, а когда у него что-то спросил Симаков,
Но сколько ни посыпай голову пеплом, порядок есть порядок: надо подвести итог бесславной операции, забрать всё, что уцелело, и отправиться домой, чтобы, отойдя от стресса, начать вынашивать новые планы. Командиры групп посовещались и, набравшись смелости, подошли к шефу. Тот, выслушав их, махнул рукой: мол, действуйте, ребята, вы справитесь с этим и без меня.
Минуту спустя все собрались у платформы, оснащенной голопроектором. Компьютер идентифицировал останки роботов, и теперь можно было в деталях разглядеть, что стало с каждым.
Кристалл ответил на вторжение ударом такой силы, что защитные поля «бочонков», считавшиеся несокрушимыми, не сумели их спасти. Больше всего, разумеется, досталось «восьмерке» – она, похоже, просто-напросто испарилась. «Тройка» и «шестерка» зашли не так далеко, и Кристалл вышвырнул их за пределы «сиреневой» зоны, раздробив на части: по крайней мере, в виде компактных масс они не просматривались. «Двойка» отлетела аж к силовому куполу модуля, словно получив пинок от великана, отскочила и рухнула на землю. Из ее лопнувшего брюха вывалились обломки генератора и прочие «потроха». «Пятерку» расплющило в лепешку. Смятый, как пустая консервная банка, корпус странно вытянулся, а его обращенный к Кристаллу конец расплавился и представлял теперь застывшую металлическую лужицу. Из «единицы» вытекли «мозги» – по закопченному панцирю размазались элементы молектронного компьютера. В «четверке» зияла дыра, из которой поднимался столб черного дыма. Меньше всех пострадала «семерка» (вот что значит «счастливое» число!). Даже не обгорела – на помятом корпусе всё еще просматривался номер.
Как показала проверка, самоходки действительно оказались целехонькими – всё-таки настоящая боевая техника, не вспомогательная. Да и находились они подальше от Кристалла, чем злополучные «бочонки». Только у двух обнаружились проблемы с бортовым компьютером. Но ничего, «сотрясение мозгов» – это поправимо. «Зачем мы их вообще сюда притащили? – запоздало подумал Родриго. – Ведь ясно было, что стрелять по Кристаллу они не станут – я бы первый этому воспротивился, да и Норрис не осмелился бы заложить в них такую программу».
По правде говоря, он знал зачем. Если бы, скажем, из «замка» высыпали размахивающие бластерами пришельцы и открыли стрельбу или выползли страховидные роботы, тоже палящие из всех стволов, – тогда надо отвечать. А ля гэр ком а ля гэр! Но в это вряд ли верил даже шеф. А сражаться с самим Кристаллом, который даже не из вещества состоит, а черт знает из чего, – чистое безумие. Расчет был на то, чтобы потихоньку вскрыть силовую оболочку, а «ядрышко» не трогать, но в то же время выжать из него максимум информации. Вот и выжали…
Разглядывая безрадостную картину, приуныли и ученые.
– После побоища Игоря Святославича с половцами… – ни к кому не обращаясь, вдруг произнес Тупицын. Родриго удивленно посмотрел на физика: о чем это он? А вот Симаков, похоже, сразу понял, что имеется в виду.
– Прекратите, – негромко сказал он. – Сейчас не место…
И тут Родриго заметил стоящего в отдалении Ольгерда. Лицо планетолога не выражало ни горечи от устроенной людям «порки», ни растерянности перед непонятным, ни элементарного любопытства, которое вызывает в ученом даже отрицательный результат. Ольгерд был абсолютно спокоен, как человек, с самого начала знавший, что всё закончится именно так и не иначе.