Конец главы
Шрифт:
Двое молодых людей, которые провели почти три недели на борту одного парохода, знают друг друга гораздо хуже, чем предполагают. Ничем не заполненные дни, когда останавливается все, кроме машин, воды, плещущей за бортом, и солнца, катящегося по небу, необычайно быстро сближают живущих бок о бок людей и вносят в их отношения своеобразную ленивую теплоту. Они понимают, что становятся предметом пересудов, но не обращают на это внимания: все равно с парохода не сойдешь, а заняться больше нечем. Они постоянно танцуют вдвоем, и покачивание корабля,
А затем судно неожиданно останавливается; они останавливаются вместе с ним, и у них - иногда у одного, а часто и у обоих - рождается ощущение, что они слишком поздно разобрались в своих чувствах. Тогда они приходят в возбуждение, лихорадочное, но не лишенное приятности, потому что наступил конец бездействию, и становятся похожими на сухопутных животных, которые побывали в море, а теперь возвращаются в родную стихию.
Первой заговорила Клер:
– Вы так и не объяснили, почему вас зовут Тони, хотя на самом деле А ваше имя Джеймс.
– Потому что потому. Клер, неужели с вами нельзя говорить серьезно? Поймите, времени мало: проклятый пароход того и гляди причалит. Мне просто нестерпимо думать, что я больше не буду видеть вас каждый - день!
Клер быстро взглянула на него и снова уставилась на берег. "Какое тонкое лицо!" - отметила она про себя. Лицо у Тони в самом деле было тонкое, удлиненное, смуглое, решительное, но смягченное добродушием; глаза темно-серые и, пожалуй, слишком искренние; фигура стройная и подвижная.
Молодой человек завладел пуговицей ее пальто:
– Вы ни словом не обмолвились о себе, но я все равно знаю, что вы несчастливы.
– Не люблю, когда люди распространяются о личных делах.
Он всунул ей в руку визитную карточку:
– Возьмите. Вы всегда найдете меня через этот клуб.
Клер прочла:
Мистер Джеймс Бернард Крум.
"Кофейня".
Сент-Джеймс-стрит.
– По-моему, ужасно старомодный клуб.
– Да. Но неплох даже сейчас. Отец записал меня туда, как только я родился.
– В нем состоит муж моей тетки сэр Лоренс Монт. Он высокий, тонкий, лицо подергивается. Самая безошибочная примета - черепаховый монокль.
– Постараюсь его найти.
– Чем вы намерены заняться в Англии?
– Поисками работы. Здесь, по-видимому, это удел многих.
– Какой работы?
– Любой. Не согласен быть только школьным учителем и коммивояжером.
– А что другое можно найти в наше время!
– Ничего. Перспективы безрадостные. Больше всего меня устроило бы место управляющего поместьем или что-нибудь по части лошадей.
– Поместья и лошади доживают свой век.
– Я знаком с несколькими владельцами скаковых конюшен. Впрочем, наверно, кончу шофером. А где обоснуетесь вы?
– У родных. Во всяком случае на первых порах. Если вы, пожив с неделю на родине, все еще не забудете меня, мой адрес - Кондафорд, Оксфордшир.
– Зачем я вас встретил!
– вырвалось у неожиданно помрачневшего молодого человека.
– Весьма признательна!
– Оставьте, вы отлично знаете, что я имею в виду. О господи, уже бросают якорь! А вот и катер. Клер, послушайте...
– Сэр?
– Неужели то, что было, ничего не значит для вас?
Клер бросила на него долгий взгляд, потом ответила:
– Нет, пока значит. Что будет дальше - трудно сказать. Во всяком случае благодарю за то, что вы помогли мне скоротать три долгие недели.
Молодой человек молчал, как умеют молчать только те, чьи чувства слишком бурно ищут выхода...
Начало и конец любого задуманного человеком предприятия - постройка дома, работа над романом, снос моста и, уж подавно, высадка с парохода всегда сопровождаются беспорядком. Клер, все еще экспортируемая молодым Крумом, сошла с катера среди обычной в таких случаях суматохи и тут же попала в объятия сестры.
– Динни! Как мило с твоей стороны, что ты не побоялась этой толкотни! Моя сестра Динни Черрел - Тони Крум. Больше меня незачем опекать, Тони. Ступайте, займитесь своими вещами.
– Я приехала на автомобиле Флер, - предупредила Динни.
– А где твой багаж?
– Его отправят прямо в Кондафорд.
– Тогда можно ехать.
Молодой человек проводил их до машины, с наигранной, но никого не обманувшей бодростью произнес: "До свиданья!" - и автомобиль отъехал от пристани.
Сестры сидели рядом, опустив сплетенные руки на ковровую обивку сиденья, и не могли наглядеться друг на друга.
– Ну, родная, - заговорила наконец Динни, - как хорошо, что ты снова здесь! Я правильно прочитала между строк?
– Да. Я не вернусь к нему, Динни.
– Никогда?
– Никогда.
– Бедняжка моя!
– Не хочу входить в подробности, но жить с ним стало невыносима
Клер помолчала, потом резко вздернула подбородок и добавила:
– Совершенно невыносимо!
– Ты уехала с его согласия?
Клер покачала головой:
– Нет, сбежала. Он был в отъезде. Я дала ему телеграмму, а из Суэца написала.
Наступила новая пауза. Затем Динни пожала сестре руку и призналась:
– Я всегда боялась этого.
– Хуже всего, что я без гроша. Не заняться ли мне шляпами, Динни? Как ты полагаешь?
– Отечественной фабрикации? По-моему, не стоит.
– Или, может быть, разведением собак - ну, например, бультерьеров? Что скажешь?
– Пока ничего. Надо подумать.
– Как дела в Кондафорде?
– Идут потихоньку. Джин уехала к Хьюберту, но малыш с нами. На днях ему стукнет год. Катберт Конуэй Черрел. Должно быть, будем звать его Кат. Чудный мальчишка!