Конец главы
Шрифт:
Но прошло всего минут десять, звезда еле-еле успела надеть вечерний туалет, а парочка уже поднялась.
– Не могу больше слышать ее голос, - донесся до Чейна шепот леди Корвен.
Молодой человек поддержал спутницу:
– Мерзость!
Обиженный и удивленный, мистер Чейн выждал, пока за ними сомкнутся дверные портьеры, и, вздохнув, побрел им вслед. На Стрэнде они остановились, посовещались и пошли дальше, но недалеко - в ресторан на другой стороне улицы. Он задержался у двери, купил себе еще одну газету и увидел, что они поднимаются по лестнице. Уж не в отдельный ли кабинет? Он осторожно последовал за ними. Нет, просто расположились на балконе, где за колоннами укромно стоят четыре столика.
Мистер Чейн спустился в туалет, где сменил роговые очки на пенсне и винно-красный галстук на свободную черно-белую бабочку. Он нередко и с неизменным успехом прибегал к этому приему. Вы надеваете броский галстук, а затем заменяете его другим - иной формы
Он доел последнюю крошку, извлек из газеты всю возможную информацию, исчерпал все свое воображение, разглядывая фрески, дал про себя характеристику немногим обедающим, расплатился по счету, выкурил три сигаретки, - и только тогда парочка поднялась. Он уже надел пальто и вышел на улицу, а они еще не успели спуститься с лестницы. Удостоверясь, что поблизости стоят три свободных такси, он перенес внимание на афишу ближайшего театра. Наконец швейцар подозвал одну из машин; мистер Чейн вышел на середину Стрэнда и сел в другую.
– Подождите, пока вон та машина не тронется, и следуйте за нею, скомандовал он шоферу.
– Когда остановится, близко не подъезжайте.
Устроившись в автомобиле, он вынул часы и сделал заметку в записной книжке. Недавно он совершил довольно дорого стоившую ему ошибку, перепутав машины во время преследования, и теперь не отрывал глаз от такси, номер которого предусмотрительно записал. Театральный разъезд еще не начался, движение было небольшое, и погоня протекала без всяких осложнений. Преследуемая машина остановилась на углу Мьюз. Мистер Чейн постучал в стекло к шоферу и откинулся назад. Он увидел, что парочка вылезла и молодой человек расплачивается. Затем они углубились в переулок. Мистер Чейн тоже расплатился и дошел до угла. Они остановились у сине-зеленой двери и о чем-то поговорили. Потом леди Корвен вставила ключ в замок и отперла дверь; молодой человек оглянулся по сторонам и вошел вслед за нею. Мистер Чейн испытал чувства не менее разнородные, чем составные части съеденного им рагу. С одной стороны, вот-вот произойдет то, на что он надеялся и чего ждал. С другой, это означает для него бог весть сколько часов стояния на холоде. Он поднял воротник пальто и осмотрелся, выбирая подъезд поудобней. Какая жалость, что нельзя выждать, скажем, полчаса и просто войти в дом! Судьи теперь так придирчивы насчет улик! Он переживал сейчас то же, что переживает охотник, когда видит, как лиса прячется в нору, а у него под рукой нет лопаты. Мистер Чейн постоял несколько минут под фонарем, перечитал свои записи и прибавил к ним еще одну. Затем двинулся к облюбованному им подъезду и занял там позицию. Не пройдет и получаса, как автомобили начнут возвращаться сюда от театров и придется опять выбирать новое место, чтобы не привлечь к себе внимания. В окнах верхнего этажа дома N 2 горит свет, но само по себе это еще не улика. Дело дрянь! Двенадцать шиллингов обратный билет до Беблок-хайт, десять шиллингов шесть пенсов номер в гостинице, семь шиллингов три пенса такси, три шиллинга шесть пенсов кино, шесть шиллингов обед (чай он в счет не поставит) - итого тридцать девять шиллингов шесть пенсов - на круг два фунта! Мистер Чейн покачал головой, сунул в рот мятную лепешку и переступил с ноги на ногу. Мозоль что-то начинает постреливать! Он попробовал думать о приятных вещах - о Бродстэрзе, косах дочурки, печеных устрицах, своей любимой кинозвезде в одном белье и о стаканчике подогретого виски с лимоном на ночь. Ничто не помогало, - он все ждет и ждет, ноги у него болят, а уверенности, что удастся собрать достаточно веский материал, - никакой. Судьи теперь слишком привыкли к тому, что стороны приглашают друг друга "на чашку чая", и улики такого рода всегда кажутся им сомнительными. Он опять вытащил часы. Он стоит здесь уже с полчаса с лишком. А вот и первый автомобиль! Пора убираться с Мьюз. Он проследовал в дальний конец переулка, но не успел еще повернуть обратно, как из дома, сгорбившись и засунув руки в карманы, вышел молодой человек и торопливо зашагал прочь. Мистер Чейн со вздохом облегчения сделал в записной книжке пометку: "М-р К, вышел в 11.40 вечера", - и направился к стоянке автобуса, идущего в Финчли.
XVII
Динни не была знатоком живописи, но в свое время усиленно посещала с Уилфридом все лондонские картинные галереи. В 1930 году она с огромным наслаждением побывала также на выставке итальянского искусства. Поэтому и в 1932-м она охотно приняла приглашение дяди Эдриена пойти с ним на выставку французских картин. Ровно в час дня 22 января, наскоро позавтракав на Пикадилли, они миновали входной турникет и задержались перед примитивами. Но так как, помимо Динни с Эдриеном, нашлось немало других охотников держаться подальше от толпы, они двигались так медленно, что только через час добрались до полотен Ватто.
– Смотри, Динни, - "Жиль", - сказал Эдриен, переступив с ноги на ногу.
– Это, по-моему, лучшее из всего, что тут есть. Удивительно, до чего сильно может потрясти зрителя жанрист декоративной школы, когда он захвачен своим сюжетом или типом! Приглядись к этому Пьерро. Какое у него задумчивое, обреченное, непроницаемое лицо! Вот оно, воплощение актера со всеми его личными переживаниями!
Динни не ответила.
– Почему мы молчим, юная особа?
– Сомневаюсь, что художник творит так уж сознательно. Не кажется ли вам, что Ватто просто хотел написать этот белый костюм, а все остальное в картине - от самой модели? Конечно, у Пьерро удивительное выражение, но, возможно, оно было у него и в жизни. Такие лица встречаются.
Эдриен искоса посмотрел на лицо племянницы. О да, встречаются! Напишите ее, когда она отдыхает, запечатлейте ее в тот момент, когда она думает, что на нее не смотрят и ей не нужно держать себя в руках (или как там еще говорится?), и вы увидите лицо, которое потрясет вас отраженной на нем внутренней жизнью. Нет, искусство несовершенно. Если оно проливает свет на душу, раскрывает сущность, вам кажется, что оно не правдиво; если оно фиксирует грубую, пеструю, противоречивую видимость, вам кажется, что эту последнюю вообще не стоит воспроизводить. Намеки, мимолетные впечатления, световые эффекты - все эти потуги на правдоподобие ничего не раскрывают. И Эдриен неожиданно заметил:
– Великие книги и настоящие портреты так редки потому, что художники не умеют раскрыть сущность изображаемого, а если даже делают это, то впадают в преувеличения.
– Не знаю, дядя, можно ли отнести ваши слова к "Жилю". Это не портрет - это просто драматический момент плюс белый костюм.
– Допускаю. Но во всяком случае напиши я тебя, Динни, такой, какая ты есть на самом деле, все сказали бы, что портрет неправдоподобен.
– Весьма польщена!
– Большинство окружающих даже не может представить себе, какая ты.
– Простите за непочтительность, дядя, - а вы можете?
Эдриен покрутил свою козлиную бородку:
– Хочу надеяться, что могу.
– Ой, смотрите, "Помпадур" Буше!
Постояв минуты две перед картиной, Эдриен заговорил снова:
– Что ж, для человека, который предпочитал писать женщин нагими, он недурно изобразил ее нар яды, а?
– Ментенон или Помпадур? Я всегда их путаю.
– Ментенон была синий чулок и вертела Людовиком XIV.
– Да, да, конечно. Дядя, теперь пойдем прямо к Мане.
– Почему?
– Я уже начала уставать.
Эдриен оглянулся по сторонам и сразу понял - почему. Перед "Жилем" стояла Клер с незнакомым ему молодым человеком. Эдриен взял Динни под руку, и они перешли в предпоследний зал.
– Хвалю за деликатность, - шепнул он перед "Мальчиком с мыльными пузырями".
– Что такое этот молодой человек? Змея в траве, червяк в бутоне или...
– Просто очень милый мальчик.
– Как его зовут?
– Тони Крум.
– А, юный знакомец с парохода! Клер часто с ним встречается?