Конец хазы
Шрифт:
Спичка вспыхнула и погасла.
Пинета вздохнул во сне, открыл глаза и приподнялся на локте.
– Одну минуту, - сказал человек, открывший дверь.
Новая спичка вспыхнула, осветила снизу небритый подбородок и погасла.
– А, чорт!
– сказал человек с небритым подбородком.
– Сашка, зажги же одну спичку, не горит!
– В чем дело?
Кроме изодранных брюк, рубахи, которую не на что было сменить, старых полотен и алюминиевого лекала, сохранившегося от того времени, когда Пинета был в институте гражданских инженеров, ему нечего было терять. Поэтому он нисколько не испугался, зевнул и сел на постели.
Вошедший зажег, наконец, спичку, отыскал электрический выключатель и повернул стерженек: лампочка не загорелась.
– Там лампочки нет, - объяснил Пинета, - да вы скажите толком, что вам нужно?
– Фонарь остался в машине, - сказал с досадой второй человек, тот, которого называли Сашкой; он каждую минуту зажигал новую спичку и она горела до тех пор, пока не начинала жечь пальцы.
– Сашка, сходи за фонарем, - сказал первый.
– Не беспокойтесь, инженер, мы пришли к вам по делу.
– Обыск, - подумал Пинета, - или воры. Вернее обыск.
Он совсем успокоился, еще раз потянулся и сбросил одеяло на пол.
Дверь снова отворилась, и при свете фонаря Пинета, наконец, рассмотрел своих посетителей.
Первый был толстый еврей, небольшого роста. У него были пухлые губы и брезгливый еврейский нос; на голове сидела кожаная фуражка, сплющенная в блин. Такие фуражки носили когда-то в западных губерниях евреи-рыбники. И в самом деле, от него как будто пахло немного свежей рыбой.
Второй - высокий белокурый человек, с глазами, похожими на оловянные бляхи, был как будто выструган перочинным ножом и притерт, как стеклянная пробка.
Он был одет по-военному, в кителе, на плечах которого остались еще дырочки от погон, с портупеей через плечо, и напоминал гвардейского офицера.
– Вашу старушку мы заперли в комнате, инженер, и только что из уважения к вам не затемнили ее, честное слово?
– сказал рыбник.
– Что же вам от меня нужно?
– повторил Пинета.
– Нам нужно от вас прямо пустяков, - сказал рыбник, садясь на стул и устраиваясь на нем со всеми удобствами, - но из этих пустяков мы с вами найдем кой-чего интересного.
– Сидеть!
– вдруг крикнул он, увидев, что Пинета протянул руку к своим брюкам, висевшим на спинке кровати.
Пинета опустил руку и посмотрел на него с удивлением.
Рыбник вытащил браунинг и, вскинув рукой, отвел предохранитель.
– Да какого чорта вам от меня нужно?
– взбесился Пинета.
– Вы хотите, чтобы я говорил с вами в подштанниках? Говорите прямо и уберите, пожалуйста, револьвер.
Рыбник сунул револьвер в карман и назвал себя.
– Шмерл Турецкий Барабан, - сказал он так, как будто не сомневался в том, что Пинете известно это имя, - а это мой товарищ, Саша Барин.
Высокий посмотрел на Пинету равнодушно.
– Воры, - решил наконец Пинета.
– Дело заключается в том, - продолжал человек, назвавший себя Турецким Барабаном, - нам известно, что вы, инженер Пинета, хороший специалист по своему делу. Каждый человек имеет свою специальность; так вот ваша специальность понадобится нам на некоторое время.
– Вам понадобится моя специальность?
– переспросил Пинета.
– Очень рад! Это любопытно.
– Поэтому складывайте ваш чемодан - только самое необходимое - и едем.
– Это чрезвычайно любопытно! А скажите... вам в каком же роде понадобится моя специальность?
– Барабан, довольно болтовни, - сказал белокурый человек, представленный Пинете, как Саша Барин.
– Обо всем вы узнаете на месте, - сурово сказал он, обратившись к Пинете.
– Одевайтесь.
– Не тревожьтесь, - добавил Барабан.
– Оставь его, Сашка. Спокойствие! Терпение! Вы можете быть совершенно спокойны за вашу судьбу.
– Вашу хозяйку мы сейчас же выпустим.
– Напишите бедной старушке пару слов: не нужно заставлять ее искать вас понапрасну.
– Сашка, дай ему кусочек бумаги!
Барин подошел к столу и, не оборачиваясь к Пинете спиной, вырвал из блокнота, лежащего на столе, лист клетчатой бумаги.
– Наденьтесь!
– сказал Барабан, - мы напишем ей маленькое письмо, вашей старушке.
Пинета натянул брюки, послушно сел к столу и взял в руки карандаш.
– Пишите, - сказал Барабан.
– Дорогая моя старушка...
– Как ее зовут?
– Марья Александровна.
– Тогда лучше так: дорогая Марья Александровна! Я уезжаю на шесть-семь дней в провинцию. Не беспокойтесь за мое отсутствие. До свиданья. Ваш Пинета.
– Написали?
Пинета повернулся к нему, чуть-чуть улыбаясь.
– Ну, написал.
– Теперь, пожалуйста, укладывайте ваш чемодан и торопитесь, честное слово!
Пинета немного подумал, звонко хлопнул себя по лбу и чему-то рассмеялся.
– Так вот оно в чем дело!
Он вытащил из-под кровати корзину, бросил в нее подушку, одеяло, полфунта махорки, несколько карандашей и алюминиевое лекало, - это было все, что у него осталось.
– Очень любопытно, в самом деле, - сказал он, надевая серую блузу, запачканную краской, - как это вы так ловко догадались о моей специальности?
Барин хмуро посмотрел на него и указал на дверь рукою, вооруженной револьвером.
– Идите.
Они спустились по лестнице и вышли на улицу. Под ногами хрустел осенний лед на подмерзших лужах. Растерянная луна, как поплавок, ныряла в косматых облаках.
За углом стоял автомобиль, и Барабан сказал, прикрывая за собою дверцу:
– Это дело стоит работы. Ого, это дело большого масштаба!
Первое время они ехали молча. С 10-й линии Васильевского острова автомобиль повернул на Университетскую набережную и, глотая торцы, помчался к Биржевому мосту.