Конец игры
Шрифт:
— Зло пропитало мир! Повсюду таится оно — и в храмах, и в домах, и в твоём императорском дворце! Зло поселилось в душах, и не спасёт от него древний Закон Алвиурии! Везде простёрло Зло свои щупальца, и нет от него защиты, кроме как в Слове Пророка Света! Но тебе, невинному отроку, дано выскользнуть из сетей Зла, если обретёшь ты истинный путь Добра. Прими же этот посох, и помни, что за тебя возносит свои молитвы к престолу единственного Бога Пророк Света Фервурд!
Таких слов, обращённых к императору, столица не слышала за всю свою многовековую историю. Потрясённая площадь притихла настолько, что в сгустившемся воздухе было слышно нервное щёлканье алмазных чёток в руках Бринслорфа, который, побледнев, поедал глазами непрошеного проповедника.
— Может всё-таки убрать? — озабоченно переспросил
Задумавшись на пару мгновений, регент, не ответив, решительно двинулся вниз в сторону говорящего.
Площадь проводила его заинтригованным шёпотом. Охранники, сомкнувшие было кольцо вокруг посланца Пророка, почтительно расступились.
— Его Величество Арконст III выслушал тебя с большей благосклонностью, чем ты того заслуживаешь, дерзко нарушая священный этикет императорских церемоний, — твёрдо, но совершенно спокойно, без малейшей суровости в голосе провозгласил Элгартис. — Более того, император принимает твой дар с благосклонной благодарностью, и милость его, я надеюсь, будет с тобой.
— А ты, почтеннейший, видимо забыл о своих обязанностях, — обратился он к церемониймейстеру, который тотчас же подхватил злосчастный подарок.
— Великому императору не чуждо ничто человеческое, и он тоже любит посмеяться, — продолжал регент, обращаясь к толпе. — Хотя есть, однако люди, над которыми смеяться не пристало. Тут, скорее, нужен уход…
В толпе то здесь, то там послышались хихиканья, переходящие в волны дружного, заражающего ряд за рядом, смеха.
— Нет! Это не я вас развеселил, жители Канора! — перекрикивая смех толпы, завершил Элгартис. — Подлинным автором этой шутки является высокочтимый Бринслорф, с чьего позволенья этот человек был допущен к императорской церемонии. Что ж! Всякому случается перепутать ритуал вручения даров с вечерним комическим представлением. Не будем слишком строги — сегодня День Рождения императора!
Толпа ответила взрывом восторженных возгласов, в которых потонули дальнейшие слова регента. На этом церемония вручения даров была завершена. Возле помоста замелькало множество людей, и никто не мог бы проследить, куда делись посланец Пророка, церемониймейстер и сам Элгартис. Многие, впрочем, заметили с каким раздражённым и подавленным видом Бринслорф, расталкивая своих приближённых, пробирался сквозь пышный и многочисленный эскорт к самим носилкам императора. А те удалялись в сторону дворца, где маленькому виновнику торжества предстояло вытерпеть долгий праздничный обед, за которым должны были последовать выступления придворных поэтов, словесные состязания риторов, турнир мастеров боевых искусств и многое другое. Длинными, очень длинными казались маленькому императору его дни рождения.
Человек, стоящий перед большим бронзовым зеркалом, как всегда внимательно вглядывался в своё отражение, тщательно подмечая все происходящие за последние два месяца изменения. Отражение было мутным и кривоватым, и это было неудивительно — откуда в дешёвой гостинице на окраине Канора взяться хорошему зеркалу? Но брат Анмист, а это был именно он, видел всё достаточно ясно. Он видел даже те изменения, которые ещё только должны были произойти. С тех пор, как он обратился к своему сверхсознанию и опекающим его высшим силам с просьбой переформировать его внешний образ в соответствии с тщательно продуманным замыслом, он не покидал этой маленькой гостиницы. Почти всё время он проводил в своей тесной комнате, где, кроме одолженного у хозяина большого зеркала, стоял лишь грубоватый стол, жёсткая лежанка и низкая табуретка. Анмист редко выходил из комнаты, но даже мимолётные встречи с хозяевами и постоянными жильцами производили на последних тягостное и пугающее впечатление. Они не могли не замечать изменений, происходящих с непостижимой для непосвящённых в тайные монашеские искусства, быстротой, и тихий ужас всё сильнее овладевал ими. Анмист стал немного выше ростом, изменился силуэт плеч, пальцы вытянулись и приобрели иную форму, чёрные волосы стали светло-русыми. Посветлели и глаза, немного выпрямился нос, губы изменились совершенно и разрез их стал жёстче Теперь для знавших его раньше Анмист
Он осторожно ощупал лоб, внимательно вглядываясь в нечёткое изображение, и после шести долгих вдохов и выдохов приступил к очередному диалогу со сверхсознанием — новый образ не был ещё завершён.
Берясь за эту нелёгкую и долгую затею, Анмист преследовал несколько целей. Во-первых, ему было необходимо основательно проверить силу своего сверхсознания и его попечителей в тонком мире — только во всеоружии своих возможностей он мог быть уверен в победе над Сфагамом. Во-вторых, покидая Братство Соляной Горы, он прекрасно осознавал, что в любом случае никогда туда не вернётся. Для него начиналась совсем новая жизнь, где всё решала его собственная воля, и для этой жизни требовался новый внешний образ. Тот образ, что дали ему родители и сформировали тридцать четыре года жизни, больше не годился — Анмист не признавал более никаких предопределений, кроме своего собственного воления. И в-третьих, новый образ был менее зависим от патриарха-наставника, связь с которым через глубокие медитации поддерживалась постоянно. Пока что эта связь была ему нужна. Но Анмист подспудно готовился к её разрыву. Он уже внутренне решился обменять помощь настоятеля на осознание того, что поединок со Сфагамом — это его и только его дело, быть может, главное дело его жизни, а не просто поручение некоего третьего лица, хотя бы даже и самого его многолетнего наставника. Но для этого надо было быть очень сильным. Анмист осознал это особенно остро, когда, выйдя на образ Велвирта, увидел, что тот, вслед за Тулунком, покинул мир живых. Теперь главным помощником был не престарелый патриарх, а таинственные силы тонкого мира, опекающие его сверхсознание, и путь к которым открылся через последний посвятительный ритуал, что совершил над ним настоятель перед самым отъездом из Братства.
Отойдя от зеркала, Анмист остался доволен. Сверхсознание активно откликалось на все его запросы и переформирование образа шло достаточно быстро. Впрочем, Анмист не особенно спешил. Он твёрдо знал, что Сфагам не появится в столице раньше, чем через месяц, как знал он и то, что по истечению этого срока он появится непременно — немного раньше или немного позже. Оставалось только ждать и накапливать силы.
В дверь осторожно постучали, и в комнату вошла хозяйская племянница, молодая женщина, выполняющая обычно большую часть работы по обслуживанию постояльцев.
— Я принесла воду и фрукты, как обычно… — тихо сказала она, стараясь не смотреть на Анмиста.
Тот молча кивнул, продолжая издали смотреть в зеркало.
— Сегодня День рождения императора. Весь город гуляет. На всех площадях представления. В доме-то и не осталось никого — все в городе. Если б не работа — сама бы пошла, — по-прежнему глядя в сторону, продолжала она трогательно пытаясь придать голосу беззаботные нотки, будто сама убеждая себя, что говорит с совершенно обычным человеком.
— Мне это не интересно, — бесстрастным голосом ответил Анмист.
Женщина пожала плечами и вышла из комнаты.
«Хотя почему не интересно? Это было неинтересно в прошлой жизни. Но теперь начинается совсем новая жизнь, в которой ничего не утеряно из старой. Мало кому такое удаётся. Так неужели новое сознание не найдёт ничего достойного внимания в мире, над которым оно достойно господствовать?»
Усмехнувшись своим мыслям, Анмист быстро накинул длинный чёрный плащ, прицепил к поясу меч в чёрных посеребрённых ножнах и, спустившись по узкой лестнице со второго этажа, вышел на улицу. Возившаяся возле входной двери женщина проводила его оцепенело-растерянным взглядом, лишний раз отметив, что теперь он стал уже совершенно не похож на того человека, который поселился у них два месяца назад.
Глава 16
— Разбежались наши друзья кто куда! — прострекотал Валпракс. — Шныряют где-то, и не уследишь за ними!
— А мы на что? — глухо отозвался Тунгри. — Это ведь наша игра — что захотим, то и сделаем.
— И то верно! А то сидим, словно зеваки на представлении. Только смотрим да смотрим!
— Давай-ка раскинем дороги, как в самом начале. Глядишь, и повеселее игра-то пойдёт.
— А тебе, наверное, не терпится отыграть свой последний смертельный ход, а Тунгри?