Конец истории и последний человек
Шрифт:
Согласно классической теории свободной торговли, участие в открытой системе мировой торговли должно давать максимальные преимущества всем, даже если одна страна продает кофейные бобы, а другая — компьютеры, Экономически отсталые и поздно пришедшие в эту систему страны должны даже иметь некоторое преимущество в экономическом развитии, поскольку могут импортировать технологию от тех, кто ее уже разработал, а не создавать сами. [169] Теория зависимости, наоборот, утверждает, что позднее развитие обрекает страну на постоянную отсталость. Условия мировой торговли контролируются развитыми странами, и они посредством своих транснациональных корпораций ввергают страны третьего мира в так называемое "несбалансированное развитие" — то есть в экспорт сырья и других товаров с очень малой степенью переработки. Развитый Север закрывает мировой рынок от сложных промышленных товаров вроде автомобилей и самолетов, оставляя странам третьего мира фактическую роль глобальных "дровосеков и водоносов". [170] Многие "депендисты" связывали мировой экономический порядок с наличием авторитарных режимов, пришедших к власти в Латинской Америке в кильватере Кубинской революции. [171]
169
Это утверждение впервые было сделано относительно развития Германии в девятнадцатом веке Торстенсий Вебленом (Thorsten Veblen)
170
Некоторые последующие теоретики зависимости, признавая, что на самом деле в Латинской Америке обрабатывающая промышленность развивается, начинали отличать небольшой, изолированный "современный" сектор, связанный с западными транснациональными корпорациями, от традиционного сектора, чьи возможности развития подорваны первым. См. Tony Smith, "The Underdevelopment of Development Literature: The Case of Dependency Theory", World Politics 31, no. 2 (July 1979): 247—285, а также "Requiem or New Agenda for Third World Studies?" World Politics 37 (July 1985): 532-561; Peter Evans, Dependent Development: The Alliance of Multinational, State and Local Capital in Brazil (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1979); Fernanda H. Cardoso and Enzo Faletto, Dependency and Development in Latin America (Berkley: University of CaliforniaPress, 1979) и Cardoso,. "Dependent Capitalist Development in Latin American, New Left Review 74 (July-August 1972): 83—95.
171
Многие, но не все. Например, Фернандо Кардозо признавал, что "предпринимателей, по-видимому, привлекает"демократический либерализм" точно так же, как привлекает прочих действующих лиц общества", и что "похоже,чтосуществуютструктурныеэлементы,образовавшиесяпри формировании массового индустриализованного общества, которые ведут к поиску социальной модели, где гражданское общество ценится выше государства". "Entrepreneurs and the Transition Process: The Brazilian Case"; в работе O'Donnell and Schmitter (1986b), p. 140.
Политическая практика, порожденная теорией зависимости, была решительно нелиберальной. Наиболее умеренные "депендисты" искали пути обхода транснациональных корпораций Запада и поощряли местную промышленность, строя высокие таможенные стены претив импорта — практика, которая известна под именем замещения импорта. Решения, предлагаемые более радикальными теоретиками зависимости, состояли в том, чтобы вообще подорвать мировой экономический порядок путем поддержки революций, отхода от капиталистической системы мировой торговли и слияния с Советским блоком по образцу Кубы. [172] Таким образом, в начале семидесятых, когда стало ясно, что марксистские идеи для реального общества в таких странах, как Китай и Советский Союз, — основа безнадежная, эти самые идеи были оживлены интеллектуалами третьего мира и американских и европейских университетов как формула будущего для слаборазвитого мира.
172
В Соединенных Штатах точказрения теории зависимости стала платформой для широкой атаки на теорию модернизации и ее претензии на звание эмпирической социальнойнауки.Говорясловами одногоиз критиков: "господствующие теории, используемые американскими социологами, никак не являются универсально верными, как утверждают их сторонники: они весьма конкретно связаны с весьма конкретными американскими интересами в Латинской Америке, а потому их куда точнее было бы назвать выражением идеологии, чем твердой основой научного знания". Концепция, что либо политический, либо экономическийлиберализм развитого мира должен бытьконечной точкой исторического развития,подвергалась нападкам как вид "культурального империализма", который "навязывает американскую— или, шире, западную — культуру другим обществам..." См. SusanneJ. Bodenheimer, "The Ideology of Developmentalism: American Political Science's Paradigm-Surrogate for Latin American Studies", Berkley Journal of Sociology 15 (1970): 95—137; Dean C. Tipps, "Modernization Theory and the Comparative Study of Society: A Critical Perspective", Comparative Studies of Society and History 15 (March 1973): 199— 226. Целая отрасль возникла вокруг усилий обратить теорию зависимости обратно ради весьма тенденциозного прочтения истории, в котором мир шестнадцатого века уже рассматривается как капиталистическая "мировая система", разделенная на "центр" и эксплуатируемую "периферию". Такая тенденцияпредставленав работахИммануилаВаллерштейна(Immanuel Wallerstein), в том числе в The Modem World-Systems в трех томах (New York: Academic Press, 1974 H 1980). Критики, не полностью неблагожелательные, что раскрывает их взгляд на ход истории, — Theda Skocpol, "Wallerstein World Capitalist System: A Theoretical and Historical Critique", American Journal of Sociology 82 (March 1977): 1—75—1090; и Aristide Zolberg, "Origins of the Modern World System: A Missing Link", World Politics (January 1981): 253-281.
Но. хотя теория зависимости живет среди интеллектуалов левого крыла, ее подорвало одно масштабное явление, которое она вряд ли может объяснить: экономическое развитие Восточной Азии в послевоенный период. Экономический успех азиатских стран, помимо материальных благ, которые он принес им, оказал санирующее действие на остаток победивших самих себя идей вроде теории зависимости, которые стали препятствием на пути экономического роста, поскольку затуманивали ясность мышления об источниках экономического развития. Потому что если, как утверждала теория зависимости, слаборазвитость третьего мира есть следствие участия менее развитых стран в глобальном капиталистическом порядке, то как можно объяснить феноменальный экономический рост в Южной Корее, Тайване, Гонконге, Сингапуре, Малайзии и Таиланде? Ведь после войны почти все эти страны сознательно отшатнулись от политики экономической автаркии и замещения импорта, охватившей всю Латинскую Америку, а вместо того с огромной целеустремленностью занялись экономическим развитием на базе экспорта, сознательно привязав себя к иностранным рынкам и капиталам посредством отношений с транснациональными корпорациями. [173] Более того, нельзя утверждать, что эти страны имели несправедливое преимущество на старте из-за обилия природных ресурсов или накопленных в прошлом капиталов: они в отличие от богатых нефтью стран Ближнего Востока или определенными видами материального сырья стран Южной Америки вступили в состязание, не имея ничего, кроме человеческого капитала собственного населения.
173
Это утверждение приводится в Руе (1985), стр,4.
Послевоенный азиатский опыт показал, что у стран, вступивших на путь модернизации позже, есть фактически преимущество по сравнению с установившимися индустриальными державами, как и предсказывала ранее теория свободной торговли. Запоздавшие с модернизацией страны Азии, начиная с Японии, могли покупать современные технологии у Америки и Европы и, не будучи отягощены стареющей и неэффективной инфраструктурой, смогли стать конкурентоспособными (даже слишком, по мнению некоторых американцев) в области высоких технологий лет за тридцать или шестьдесят. Это; оказалось верным не только для Азии по отношению к Европе и Северной Америке, но и в пределах самой Азии, когда такие страны, как Таиланд и Малайзия, вступили на путь модернизации позже Японии и Южной Кореи, испытав затруднений не больше, чем последние две. Западные транснациональные корпорации вели себя именно так, как предсказывали либеральные экономические учебники: они "эксплуатировали" дешевый азиатский труд, но взамен обеспечивали рынки, капитал и технологии
174
Цитируется там же. стр. 5.
Темпы роста, набранные этими поздно вступившими на путь модернизации странами, поистине поразительны. В Японии рост составил 9,8% в шестидесятых годах и 6% в семидесятых; "четыре тигра" (Гонконг, Тайвань, Сингапур и Южная Корея) дали в тот же период рост в 9,3%, а страны АСЕАН в целом показали рост выше 8%. [175] Азия дает возможность сравнить эффективность альтернативных экономических систем. Тайвань и Китайская Народная Республика начали раздельное существование в 1949 году с примерно одним и тем же уровнем жизни. В рыночной системе ВНП Тайваня рос на 8,7% в год, что в 1989 году дало ВНП на душу населения в 7500 долларов. Аналогичная цифра для КНР равна примерно 350 долларов, и основную часть этой суммы дали почти десять лет рыночно ориентированных реформ. В 1960 году Северная и Южная Корея имели примерно равный уровень ВНП на душу населения. В 1961 году Южная Корея оставила политику замещения импорта и выровняла внутренние цены с международными. После этого экономический рост в Южной Корее составил 8,4% в год, дав к 1989 году ВНП на душу населения в 4450 долларов, более чем вчетверо против Северной Кореи. [176]
175
Там же.
176
Цифры взяты из "Taiwan and Korea: Two Path to, Prosperity", Economist 316, no. 7663 (July 14, 1990); 19-22.
И экономический успех был достигнут не за счет социальной справедливости в стране. Утверждалось, что зарплаты в Азии низки до уровня эксплуатации и что правительствам пришлось принять драконовские полицейские меры для подавления требований потребителей и вынудить весьма высокий уровень сбережений. Но распределение дохода начинало быстро выравниваться в одной стране за другой после достижения определенного уровня процветания. [177] В течение последних лет тридцати Тайвань и Южная Корея постепенно уменьшили неравенство доходов: в Тайване в 1952 году 20% самых богатых имели доход в 15 раз выше, чем 20% беднейших; к 1980 году этот коэффициент снизился до значения 4,5. [178] Если рост будет продолжаться хотя бы близко к современным темпам, то нет причины думать, будто в ближайшие тридцать лет остальные страны АСЕАН не последуют тому же примеру.
177
Один из показателей роста широкого и образованного среднего класса— регулярное чтение газет—акт, который, согласно Гегелю, заменит ежедневную молитву в обществах среднего класса в конце истории, В настоящее время показатель чтения газет на Тайване и в Корее не ниже, чем в Соединенных Штатах. Руе (1990а), р. 9.
178
Там же. Тайвань в начале восьмидесятых имел наинизший "Коэффициент Джини" (показатель равенства распределения доходов) среди всех развивающихся стран. См. Gary S. Fields, "Employment, Income Distribution and Economic Growth in Seven Small Open Economies", Economic Journal 94 (March 1984); 74-83.
В последней отчаянной попытке спасти теорию зависимости некоторые из ее пропагандистов пытались утверждать, что экономическим успехом азиатские новые индустриальные экономики (НИЭ) обязаны планированию и что корнем этого успеха является не капитализм, а промышленная политика. [179] Но, хотя экономическое планирование и играет в Азии относительно большую роль, чем в США, самые успешными секторами экономики азиатских стран оказываются те, в которых допускается наибольшая степень конкуренции на внутренних рынках и интеграция в международные рынки. [180] И более того, те левые, которые приводят азиатские страны в качестве положительного примера вмешательства государства в экономику, не вынесли бы на дух полуавторитарного азиатского стиля планирования с его подавлением труда и требований благосостояния. Предпочитаемое левыми планирование на благо жертв капитализма добилось в истории куда более сомнительных результатов.
179
О других попытках защитить теорию зависимости отазиатской очевидности см. Peter Evans, "Class, State and Dependence in East Asia: Lessons for Latin Americanists", ИBruce Cumings, "The Origins and Development of the Northeast Asian Political Economy: Industrial Sectors, Product Cycles and Political Consequenceso, обе работы в сб. под редакцией Frederic C. Deyo, The Political Economy of the New Asian Industrialism (Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1989), pp. 45-83, 203-226.
180
О конкурентной природе успешных секторов японской промышленности см. Michael Porter, The Competitive Advantage of Nations (New York: Free Press, 1990), pp. 117—122.
Азиатское послевоенное экономическое чудо показывает, что капитализм — это путь к экономическому развитию, потенциально доступный всем странам. Ни одна слаборазвитая страна третьего мира не может считать, что имеет на старте гандикап только потому, что начала процесс роста позже Европы, и точно так же существующие индустриальные державы не в силах сдержать процесс развития пришедших позже, если только эти новые страны играют по правилам экономического либерализма.
Но если "мировая система капитализма" не является препятствием к экономическому развитию третьего мира, почему тогда другие рыночно ориентированные страны вне Азии не показывают такого быстрого роста? Ведь феномен экономической стагнации Латинской Америки и других стран третьего мира точно так же реален, как азиатский экономический успех, и это он главным образом дал почву теории зависимости. Если мы отвергаем неомарксистские объяснения, подобные этой теории, то возможные ответы делятся на две большие категории.;
Первое объяснение — культуральное, то есть привычки, обычаи, религии и общественное устройство народов Латинской Америки чем-то мешают достижению высокого экономического роста в отличие от привычек и т.п. народов Азии или Европы. [181] Культуральный аргумент достаточно серьезен, и мы вернемся к нему в части четвертой. Если есть серьезные культуральные препятствия работе рынков в определенных обществах, то универсальность капитализма как пути экономической модернизации будет поставлена под вопрос.
181
Это утверждение высказано Лоренсом Гаррисоном (Lawrence Harrison) в Underdevelopment Is a State of Mind; The Latin American Case (New York: Madison Books, 1985).
Второе объяснение — политическое, то есть капитализм никогда не добивался успеха в Латинской Америке и других регионах третьего мира, потому что никогда всерьез не брался за дело. Иными словами, большинство так называемых "капиталистических" экономик Латинской Америки имеют серьезные дефекты в виде меркантилистских традиций и всепроникающего государственного сектора, созданного во имя экономической справедливости. Этот аргумент имеет достаточную силу, и поскольку политику изменить куда легче, чем культуру, это склоняет нас заняться сначала последним аргументом.