Конец лета (др. перевод)
Шрифт:
— Ты уже встала? — Он пытался устоять на ногах, но слегка подался вперед, опершись всем телом на спинку кресла. Он испытывал неудобство оттого, что ему приходилось поддерживать с ней разговор. — Еще ужасно рано, Дина.
— Или ужасно поздно. Ты хорошо провел время?
— Конечно, нет. Не говори глупостей. Мы прозаседали в правлении до четырех утра. А затем выпили, чтобы отпраздновать.
— Как мило. — Ее голос был ледяным. Он посмотрел на нее, пытаясь понять, в чем дело. —
— Новую… сделку. — Он чуть было не сказал «шубку», но вовремя остановил себя. — Торговое соглашение с Россией о продаже меха. — Он был доволен своей находчивостью и с улыбкой взглянул на жену. Но Дина не улыбнулась в ответ.
Она была похожа на изваяние.
— Это была очень красивая шубка. — Слова обрушились словно камнепад.
— Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, что мы оба прекрасно понимаем, что я имею в виду. Я сказала, что это была великолепная шуба.
— Не понимаю смысла твоих слов. — Его глаза, похоже, старались избежать ее взгляда.
— Боюсь, что понимаешь. Я видела тебя вечером с твоей подругой. Твой роман, похоже, длится давно. — Она стояла с безразличным взглядом, и он не произнес ни слова. Через некоторое время он повернулся к ней спиной и стал разглядывать залив.
— Я мог бы сказать тебе, что она просто проходила мимо. — Он снова повернулся к ней лицом. — Но я этого не скажу. Это было трудным временем для меня. Пилар… беспокойство о тебе…
— Теперь она живет здесь? — Огромные зеленые глаза Дины смотрели безжалостно. Он покачал головой.
— Нет, она здесь всего на несколько недель.
— Как мило. Должна ли я считать, что так будет и в будущем или в конце концов ты сделаешь выбор? Полагаю, что она задает тебе аналогичные вопросы. В действительности сейчас, я осмеливаюсь предположить, выбор может быть оставлен за мной.
— Может быть. — На мгновение он, казалось, хотел снова избежать ее взгляда, но затем вдруг выпрямился. — Но этого не произойдет, Дина. Слишком многое у нас с тобой поставлено на карту.
— Неужели? Что же? — Но она прекрасно понимала, что он имел в виду, хотя у них больше не было ничего общего. После того, что произошло вчера, ребенок принадлежал только ей. Не им, а ей.
— Ты прекрасно знаешь что. Наш ребенок. — Он хотел смягчить свой взгляд, но не смог. — Это многое значит для меня. Для нас.
— Нас? Знаешь, Марк, я даже не верю в то, что есть «мы». Отдельно существуешь ты и я, но нет «нас». Твое единственное «нас» может относиться к твоей подруге. Это было написано вчера у тебя на лице.
— Я был пьян. — В какой-то момент выражение отчаяния появилось у него в глазах. Дина заметила это, но теперь ей это было безразлично.
— Ты был счастлив. Мы с тобой давно не были счастливы. Мы жили друг с другом по привычке, из чувства страха, обязанности, боли. Я собиралась расстаться с тобой через неделю после смерти Пилар. Я сделала бы это, если бы не обнаружилось, что я беременна. Но я собираюсь сделать это именно теперь.
— Я не позволю тебе. Ты умрешь с голода. — Он был явно разгневан, в его глазах внезапно появились злые огоньки. Ей не удастся отобрать у него единственное, что было дорого ему, — ребенка.
— Чтобы выжить, я не нуждаюсь в тебе. — Это были громкие слова, и оба знали это.
— Как ты будешь зарабатывать деньги на пропитание? Живописью? Уличной продажей нескольких своих рисунков? Или вернешься к своему любовнику?
— Какому любовнику? — Дина почувствовала, как будто ее ударили по лицу.
— Ты думаешь, я не знаю, ты лицемерка, стервозная обманщица. Ты читаешь мне мораль по поводу моих… дел… — Он слегка качнулся, бросая ей в лицо подобные слова. — Но ты не такая уж чистая сама.
Она вдруг побледнела.
— Что это значит?
— Это означает именно то, что ты думаешь. Я уехал в Афины, а ты, очевидно, решилась немножко погулять. Не знаю с кем, и его имя мне безразлично, потому что ты моя жена, и это будет мой ребенок. Вы оба принадлежите мне, ясно?
Внутри у нее все бушевало.
— Как ты осмелился сказать мне об этом! Как посмел! Возможно, я принадлежала тебе раньше, но не сейчас и никогда в будущем. И ребенок никогда не будет принадлежать тебе. Я не позволю сделать тебе с ним то, что ты сделал с Пилар.
Он со злостью посмотрел на нее, стоя на лестнице.
— У тебя нет выбора, моя дорогая, ребенок мой… Мой, потому что я готов принять его, стать его отцом, остаться с тобой, несмотря на все, что ты сделала. Но не забудь, что я все знаю. Ты не лучше, чем я, несмотря на весь твой вид святоши. И помни… — его глаза сузились, и он вновь покачнулся, — именно я усыновлю ребенка, дам ему свое имя. Потому что я хочу его, а не потому, что он мой.
Голос Дины прозвучал намеренно холодно. Она стояла неподвижно, наблюдая за Марком.
— Значит, ребенок не твой, Марк?
Он неуклюже расшаркался перед ней, склонив голову.
— Верно.
— А почему ты так решил?
— Потому что женщина, которую ты так ненавидишь, страдает диабетом, и если бы она забеременела от меня, это могло бы убить ее. Несколько лет назад я подвергся стерилизации. — Он посмотрел на Дину, довольный сделанным признанием. Дина рассеянно прислонилась к спинке кресла.
— Понятно. — В комнате наступила долгая тишина.