Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)
Шрифт:
Затем последовала команда: «Марш!» — и меня подтолкнули.
Когда я сделал несколько шагов,сзади раздался взрыв:один из немцев бросил гранату в погреб, где я скрывался, опасаясь, видимо, что там мог быть еще кто-нибудь.
Мы обошли деревеньку, не встретив на пути ни одного человека, вошли в лес, перебрались по шаткому мостику через протоку с черной водой, спустились в пустой ход сообщения, глубокий, в полный рост человека, и наконец вышли в тыл гитлеровской части.
Тут царило оживление- волокли станковые пулеметы, минометы, несли на носилках раненых. Вокруг офицера стояли несколько солдат, и он отрывистыми фразами давал им какие-то указания.
Мы
На востоке,за стеной леса, небо становилось все румянее и вот-вот должно было показаться солнце. Негустой туман плыл над поляной, по которой сновали немцы.
В землянку один за другим забежали четыре солдата и, побыв там немного, выскочили.
И до чего же смешно мне было после вспоминать о своих нелепых думах в эти минуты ожидания!Я только что избег смертельной опасности. Еще полчаса назад нельзя было предвидеть,что со мною будет. Я оказался в совершенно новой для себя обстановке.Правда, мне не раз приходилось бывать в тылу врага.Но я бывал либо один,либо со своими,и если входил в соприкосновение с фашистами, то только для того, чтобы бить их, стрелять в них… Сейчас я находился среди врагов как пленный, но вместе с тем и как «свой»- по той роли, которую я с этого момента уже должен был играть. Сейчас все зависело от каждого моего слова, поступка, движения, мимики… А на какой мысли я сейчас себя ловил? Я думал…о своем перочинном ноже, который попал в карман высокого солдата. Смешно, но это так: думал о ноже, сожалел, что захватил его с собой в эту ходку и потерял навсегда. Нож этот мне подарил начальник связи полка еще в финскую войну. Вернее не подарил, а дал взамен портсигара, полученного от меня. И ничего особенного этот нож не представлял собой- обычный нож, каких сотни и тысячи, а мне было жаль с ним расстаться…
Ожидание возле землянки затянулось. Мой караульный принялся уже за вторую сигарету,а я,глядя на струйки табачного дыма,глотал слюнки.Хотелось курить и хотелось есть.Я знал по опыту, что голод возвращается вместе со спокойствием и уверенностью в себе. Я пожалел, что отказался вчера ночью от гречневой каши, предложенной старшиной.
Наконец вернулся высокий солдат, и меня сейчас же втолкнули в землянку.
За столом, сложенным из снарядных ящиков, сидел младший лейтенант, окруженный множеством телефонных аппаратов. Они попискивали на разные голоса, и этот лейтенантик едва успевал хватать трубки. Он почти ничего не говорил, а только называл себя и что-то записывал в толстую тетрадь.
Мне показали на перевернутый ящик. Я сел. Конвоиры вышли, а вместе с ними безвозвратно исчез и мой перочинный нож. Я вспомнил о нем в последний раз и еще раз пожалел, что взял его с собой.
Прошло, должно быть, еще минут двадцать, прежде чем в землянку ввалился тучный обер-лейтенант с бледным жирным лицом и трубкой во рту. Он прилично владел русским языком и приступил к допросу. Узнав, что я иду на встречу к гауптману Гюберту, и услышав пароль, он понимающе подмигнул и поинтересовался, как удалось мне так удачно проскочить на их сторону. Я объяснил,что три дня ждал в деревне,в погребе,удобного случая для перехода. Обер-лейтенант спросил мою фамилию, имя, отчество, возраст и записал ответы в записную книжку.
Младший лейтенант не обращал на нас никакого внимания- телефоны одолевали его.
— Подождите меня здесь,-
В эту минуту тишину на передовой сменила пальба. Дружно застучали пулеметы, захлопали мины, густо застрекотали короткие автоматные очереди.
Обер-лейтенант прислушался,приподняв белые брови, пососал потухшую трубку и, бросив мне: «Я сейчас», быстро вышел из землянки.
Бой разгорался,огонь усиливался, и мне вспомнились слова командира полка: «Пусть жалуют, потом жалеть будут».
Минут через десять-пятнадцать обер-лейтенант,потный и задыхающийся, ввалился и предложил мне следовать за ним. Мы не шли, а бежали лесом: обер-лейтенант впереди, а я следом, пока не выбрались на до рогу. В стороне от дороги стоял испятнанный маскировкой лимузин «Адлер».
Обер-лейтенант усадил меня на заднее сиденье, рядом с каким-то полусонным лейтенантом, а сам пристроился возле шофера.
Машина тронулась и побежала на запад.
У самой переправы через реку нас догнал мотоциклист. Он промчался вперед, соскочил с седла и поставил мотоцикл поперек дороги. Мы остановились. Обер-лейтенант открыл переднюю дверцу. Мотоциклист передал ему объемистый пакет и сказал по-немецки:
— Русские отрезали наших в деревне.Майор убит.
— Доннер веттер!- выругался обер-лейтенант и в сердцах сильно хлопнул дверцей.
Дремавший лейтенант произнес только одно слово:
— Ферфлюхт!- и вновь задремал.
[Проклятие!]
Машина понеслась по накатанной дороге, поднимая за собой облако пыли.
Я не знал, куда меня везут, и не хотел обращаться с расспросами к обер-лейтенанту. Я знал только, что углубляюсь в логово врага и что каждый оборот колеса приближает меня к Гюберту и его осиному гнезду.
8. ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ НА ЛБУ
Ночь тянулась томительно,казалось, что ей не будет конца. Машина медленно пробиралась по лесной дороге. Я уже потерял представление о времени и не делал больше попыток уснуть.
А мой сосед, очень флегматичный и неразговорчивый субъект, не терял времени понапрасну и спал. Правда, спал он довольно чутко: стоило машине остановиться хотя бы на минуту, как он просыпался и осведомлялся, приехали ли мы наконец на место или все еще находимся в пути. Но стоило машине тронуться,как он вновь погружался в сон,и его похрапывание вторило урчанию мотора.
Наконец на одной из остановок обер-лейтенант,не сказав ни слова,покинул свое место и, сделав шаг от машины, растворился в темноте. Шофер тоже вышел, откинул капот и принялся возиться в моторе.
Сосед мой проснулся, зевнул и опросил по-немецки:
— Кажется, приехали?
Никто ему не ответил.
Он поерзал на месте, покряхтел и опять завалился на бок.
Я открыл дверцу и вышел. Машину плотно обступал лес. Я всмотрелся в темноту и через некоторое время заметил очертания двух небольших домиков, проступающие на фоне леса сероватыми пятнами. В одном из них сквозь неплотную маскировку пробивался чахлый огонек.
От долгой и почти непрерывной езды шумело в голове. Тело ныло от усталости.
От голода сосало под ложечкой, хотелось курить… «По-свински обращаются со своими кадрами господа гитлеровцы»,- подумал я усмехнувшись.
Знобкий ветерок,предвестник осени,шелестел по лесу. Я решил уже вернуться в машину (в ней было теплее), но тут показался обер-лейтенант и предложил следовать за ним.
Мы направились к домикам. Возле одного из них бродил часовой. Обер-лейтенант вполголоса сказал ему что-то, и мы вошли в дом.