Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
Сколько человек было в закрытом брезентом кузове, я в темноте определить не мог. По голосам можно было предположить– не меньше четырех. Я оперся спиной о кабину, а ногами о что-то твердое.
Некоторое время мы ехали по шоссе, затем кузов накренился набок, машина перевалила через кювет и запрыгала на ухабах. Я был в каком-то блаженном состоянии.
Вскоре наша машина остановилась и послышалась команда:
– Вылезайте, товарищи!
Спрыгнув на землю, я увидел среди степи одинокий самолет, почти слившийся с белым снегом.
– Быстрее в самолет!– раздался тот же голос.–
Я поднял голову– с неба опять начала сыпаться мелкая пороша.
Через несколько минут я снова был в воздухе.В самолете было светло,тепло, уютно.Мягкие кресла покрыты парусиновыми чехлами.Меня угостили бутербродами с ветчиной, горячим чаем из термоса, преотличным «Беломорканалом».
Как быстро все изменилось! Какой-нибудь час назад я сидел во вражеском самолете, бок о бок с оккупантами, с гитлеровцами Гюбертом и Рихтером. Час назад мне жал руку матерый диверсант, фашистский волк Гюберт. А сейчас я обменивался рукопожатиями с товарищами,советскими разведчиками. Всегда– и в детстве, и в зрелые годы– я увлекался приключенческими книгами, зачитывался романами Жюля Верна, Майн Рида, Луи Буссенара, Фенимора Купера. Я тайно и явно завидовал подвигам смелых патриотов-героев, борцов за справедливость и свободу, мечтал о путешествиях и приключениях, но разве мог я думать, что подлинная жизнь бросит меня в такой водоворот борьбы, опасностей, приключений!Разве мог я думать, что стану участником таких необычайных событий!
С самолета я вновь попал в машину, из машины– в горячую ванну,а из ванны – за накрытый стол. Московская ночь была уже на исходе.
Распоряжался за столом майор Петрунин, тот, кто подобрал меня на шоссе, – широкобровый, скуластый и очень энергичный. Помогал ему маленький лейтенант с пушком на верхней губе, которого все звали Костей. Они были радушны, оказывали мне самое сердечное внимание, проявляли трогательную заботу.
За столом я почувствовал, что меня начинает пробирать мелкий озноб. Этого только не хватало! Неужели простудился или подхватил грипп? Я высказал свои опасения товарищам.Тотчас же Костя сбегал к квартирной хозяйке и возвратился с тремя таблетками кальцекса.
– Эту утром,– поучал он меня, выкладывая таблетки на стол,– эту в обед, а эту перед сном. И как рукой все снимет, товарищ майор!
Действительно, все как рукой сняло. По-видимому, озноб был вызван сильной нервной реакцией. Я встал здоровым.
В полдень меня принял полковник Решетов. Я увидел то же хмурое, суровое лицо,те же внимательные и как будто сердитые глаза.Он по-прежнему то и дело массировал свою поврежденную левую руку.
Встретил он меня приветливо: вышел из-за стола, обнял, довел до кресла и усадил.
Беседа затянулась часа на три.
Полковника интересовало буквально все,что происходило на Опытной станции. Я восстановил в памяти все события и изложил их последовательно, день за днем, перечислил всех обитателей станции, дал им характеристику, а затем отвечал на бесчисленные вопросы полковника.
– Вы уверены, что Габиш полковник?– спросил он.
– Конечно. Я видел его в форме полковника, и обращаются к нему все как к полковнику.
– Значит, русским языком он владеет сносно?
–
– А Гюберт?
– Хорошо.Так же, как и своим, только с акцентом.
Полковник Решетов вставал,прохаживался по кабинету, вертел карандаш между пальцами, вглядывался в карту, висевшую на стене, и снова усаживался против меня в кресле. Он все время был в движении, в мыслях и ставил все новые вопросы.
– Значит, гауптман Гюберт– заядлый охотник?– спросил он.
Я подтвердил.
– Это интересно. Очень интересно! А кто из них– Габиш или Гюберт– посоветовал вам заинтересовать Саврасова деньгами?
Я ответил, что Гюберт.
– А как отнесся к этому Габиш?
– Он рассмеялся и сказал, что «это есть умно»!
– А какую цель преследовали вы, давая указание Кольчугину закрепиться на Опытной станции?
Я пояснил.Фома Филимонович, став необходимым спутником гауптмана в охоте, сможет упрочить свое положение и информировать Криворученко обо всем, что происходит на Опытной станции.
– Разве я поступил не так?– спросил я.
– Вы поступили совершенно правильно!– успокоил меня полковник.–Кольчугин, говорите, человек вполне надежный?
– Да. За него я могу поручиться.
– Ну хорошо,– сказал Решетов.– На сегодня довольно. Я полагаю, что пора послать гауптману Гюберту такую телеграмму… Пишите.– Он подал мне блокнот и карандаш.– «Саврасов месяц назад арестован присвоение крупных денежных сумм и подделку отчетных документов осужден десять лет». Как вы находите?
– Пилюля для них неожиданная и горькая…
– Что поделать,– усмехнулся Решетов.– Все равно придется глотать. Раз он так любит деньги…Не меньше,чем вы.– Мы рассмеялись.–Вы не кладите карандаш, пишите дальше: «Брызгалов из больницы выписался, веду розыски.Сообщите, как поступить радиостанцией». Вот так. Теперь все.
– Когда отправить эту телеграмму?
– Дней через десять–двенадцать после того, как вы уведомите Гюберта, что прибыли благополучно.
– Понимаю.
Полковник взял из моих рук блокнот, перечитал телеграмму вслух и заметил:
– Пожалуй,так будет правильно.Вы дали Саврасову телеграмму, а вам ответили,что его нет. Вы выехали или вылетели на место и разузнали все подробности. Времени вполне достаточно. Все коротко и предельно ясно. Для порядка порадуйте их кое-какой информацией.Ну, а этих ваших новых «друзей», шестерых железнодорожников, мы постараемся сегодня же устроить… О них можно будет сообщить дополнительно и по-разному. Все это мы обсудим. Кстати, вы хорошо запомнили фамилии, имена, пароли, не перепутали?
– Надеюсь, что нет… А Константина вы видели?
– А как же! Он сидел в этом же кресле, в котором сидите вы.
– Интересно, какое впечатление произвел он на вас?
– Как вам сказать…– Решетов на мгновение задумался.– Во всяком случае, человек решительный и преданный.Ведь он очень много перенес,много выстрадал и не согнулся. Ну и дал же он вам аттестацию!..
– Я думаю…
– Когда я назвал Константину имена Отто Бунка, Гюберта, Похитуна и прочих гадов из этого гнезда и сообщил, что пилот, который его вез, уцелел, парень задумался.