Конец парада. Каждому свое
Шрифт:
– Допивайте свой чай и давайте начнем, – сказал Титженс. Он достал из кармана несколько бланков для телеграмм и начал их перебирать.
Генерал сказал:
– Не обожгись. Мы не можем начать раньше, чем все… все остальные господа. Сегодня дело идет крайне медленно.
– По-моему, оно не идет вообще, – вставил Сэндбах.
Титженс передал бланки Макмастеру.
– Лучше сам посмотри, – сказал он. – Возможно, мы уже не увидимся сегодня после игры. Ты ужинаешь в Маунтби. Генерал тебя подвезет. Пусть леди Клод простит меня. Очень много работы.
Для Макмастера это был еще один повод к
– Мне нужно поговорить с этой свиньей! – заявил Титженс и картинно выпятил квадратный подбородок.
Глядя на него поверх двух любителей виски Макмастер догадался, что его друг пародирует одно из тех лиц, на которые часто рисуются карикатуры. Однако он не смог сразу же его определить. Скорее всего, это политик, возможно, министр. Но какой? В голове царила жуткая путаница. Его взгляд пробежал по бланку телеграммы в руке Титженса. Макмастер заметил, что она адресована Сильвии Титженс и начинается со слова «Согласен». Он быстро спросил:
– Ты ее уже отправил, или это лишь черновик?
– Я тебе говорю про достопочтенного Стивена Фенвика Уотерхауза. Он возглавляет Комиссию по долгосрочным государственным займам. Из-за этой свиньи нам пришлось подделывать отчеты, – сказал Титженс.
Казалось, настал худший момент в жизни Макмастера. Хуже уже некуда. А Титженс все продолжал:
– Я хочу с ним переговорить. Вот почему я не ужинаю в Маунтби. Это вопрос государственной важности.
Ход мыслей Макмастера резко оборвался. Он находился в комнате с большими окнами. За окнами виднелось солнце. И облака. Розовые и белые. И такие мягкие на вид! Похожие на корабли. За столом сидели двое мужчин: один с темными, блестящими волосами, а второй – прыщавый, светловолосый, с залысинами. Они говорили, но их слова совершенно не трогали Макмастера. Мужчина с темными, блестящими волосами заявил, что не повезет Герти в Будапешт. Ни за что на свете!
Макмастер заморгал, словно пробудившись от кошмара. Перед глазами появились двое мужчин и еще одно нелепое лицо… Реальность в самом деле напоминала кошмар, а лицо члена кабинета и впрямь походило на гигантскую маску для пантомимы: блестящую, с огромным носом и узкими, китайскими глазами.
Однако она не отталкивала! Макмастер был вигом по своим убеждениям, природе, темпераменту. Он считал, что государственные служащие не должны вмешиваться в политику. Тем не менее он не считал либерально настроенного министра чудовищем. Напротив, мистер Уотерхауз производил впечатление искреннего, доброжелательного, веселого человека. Он с уважением прислушивался к одному из секретарей, положив руку ему на плечо и сонно улыбаясь. Без сомнений, работа очень его утомила. А потом он не сдержал смеха, и все его тело затряслось. А ведь он пополнел!
Как жаль! Как жаль! Макмастер пробегал глазами по строкам из непонятных слов, неразборчиво написанных Титженсом. Квартира вместо дома… Без развлечений… ребенок «живет сестры»… Он перечитывал слова снова и снова. Ему трудно было связать фразы друг с другом без предлогов и знаков препинания.
Человек с блестящими волосами слабым голосом сказал: «Герти – горячая штучка, но не для Будапешта, с этими его цыганочками, о которых ты мне рассказывал. А ведь Герти живет со мной вот уже пять лет. Шикарная женщина!» Голос его друга звучал так, будто тот страдает от несварения. Титженс, Сэндбах и генерал сидели с прямыми, как кочерга, спинами.
«Как жаль!» – думал Макмастер.
Это он должен был сидеть рядом… Как приятно было бы, если бы он вообще сидел рядом с министром. В рядовом случае он, Макмастер, так бы и поступил. Лучшие из местных гольфистов обыкновенно играли с высокопоставленными гостями, но на юге Англии мало кто мог превзойти Макмастера. Играть он начал в четыре года – маленькой клюшкой и найденным где-то мячиком за один шиллинг; тренировался неподалеку от города каждое утро, когда шел в сельскую школу, возвращался на обед, шел обратно в школу – и домой. Его путь пролегал по холодным, заросшим камышами песчаным берегам, вдоль серого моря. В обувь набивался песок. Найденный мячик за один шиллинг прослужил ему три года…
Макмастер воскликнул:
– Боже правый! – Из телеграммы он только что понял, что Титженс собирается ехать в Германию во вторник.
Словно в ответ на это восклицание друга, Титженс проговорил:
– Да. Это невыносимо. Генерал, если вы не остановите эту свинью, я сам это сделаю.
Генерал прошипел сквозь зубы:
– Погоди минутку… Погоди… Может, кто другой его остановит.
Мужчина с темными блестящими волосами сказал:
– Если Будапешт – это и впрямь город красивых девушек, дружище, со всеми этими турецкими банями и тому подобным, то в следующем месяце мы непременно закутим там!
Его друг, опустив голову, что-то, казалось, бурчал про себя, с опаской поглядывая на генерала из-под прыщавого лба.
– Не то чтобы я не любил жену, – продолжил темноволосый. – Она очень даже ничего. К тому же у меня есть Герти. Горячая штучка! Шикарная женщина… Но я бы сказал, что мужчине требуется… Ох! – неожиданно воскликнул он.
Генерал, очень высокий, худой, румяный мужчина с белыми волосами, зачесанными вперед, спрятав руки в карманы, неспешно направился к их столику. Он остановился где-то в двух ярдах поодаль, но казалось, что ушел очень далеко. Склонился над столиком, и те, кто за ним сидел, подняли на него широко распахнутые глаза – такими глазами смотрят школьники на аэростаты. Он сказал:
– Рад, что вам понравилось наше поле для гольфа, господа.
Мужчина с залысинами воскликнул:
– Очень! Замечательное поле! Первоклассное! Играть на нем сущее наслаждение!
– Однако, – продолжил генерал, – обсуждать свои… э-э-э… домашние дела в… в людном гольф-клубе неуместно. Вас могут услышать.
Господин с блестящими волосами привстал и хотел было возразить:
– Н-но…
– Бриггс, заткнись, – пробормотал другой.
Генерал продолжил:
– Я глава клуба. И моя обязанность – следить за тем, чтобы его членам и гостям было комфортно. Надеюсь, вы не возражаете.