Конец радуг
Шрифт:
Кролик приосанился.
– Но если позволено будет предложить, – продолжат Альфред, обращаясь как коллега к коллеге, – может быть, лучше запланировать так, чтобы Элис Гу была на дежурстве, когда мы войдем. При должной подготовке мы сможем обратить ее присутствие в свою пользу.
– Правда? – У Кролика в буквальном смысле глаза вылезли на лоб от любопытства. – И как же?
– Через несколько дней я смогу сообщить вам детали. Деталей на самом деле масса, но не для этих длинных ушей.
Альфред уже передал спецификации задания своим внутренним группам. Сколько
И какую придумать легенду, чтобы поверил этот мерзкий грызун?
Указанный грызун по-прежнему выжидающе глядел.
– Конечно, – добавил Ваз, – в этом деле есть аспекты, которые мне лучше оставить при себе.
– Хе! Уж конечно. Планы потрясти мир и тому подобное? Не берите в голову, меня вполне устраивает роль вашего Великого Посредника с Небес. Я буду на связи. А пока…
Кролик вдруг оказался в сером мундире, усыпанном медалями и увитом аксельбантами, и выбросил руку в гитлеровском салюте:
– Да здравствует Индо-Европейский Альянс!
С этими словами Кролик исчез, как дешевый театральный герой. Каковым он и был.
Альфред почти две минуты просидел неподвижно, не отвечая на пронзительные сигналы тревоги, гудящие по всей офисной сети, не отвечая на представляемые анализы, которые уже генерировали его люди. Он пересматривал свои приоритеты. Раньше он не знал про Элис Гонг Гу, но теперь узнал, и у него хватит времени, чтобы превратить ее присутствие в преимущество. Грустно, что придется нанести урон этой женщине, которая, по сути, сражается на его стороне, которая более кого угодно сделала для того, чтобы избавить мир от опасности.
Он заставил себя вернуться к делу. Помимо Элис, появился еще один приоритет: узнать побольше об этом кролике. В частности, как его уничтожить.
Альфред Ваз не имел официального звания в Управлении внешней разведки, но власть его там была огромной. Иначе даже при современной технике засекречивания он не мог бы скрыть свои исследовательские программы. Сейчас… визит Кролика в штаб УВР мог стать наиболее обсуждаемым провалом десятилетия – но только если о нем узнают посторонние и начнут обсуждать! Альфред использовал всю свою власть в Управлении и все тайные политические рычаги, нажитые за семьдесят лет, чтобы весть не вышла за пределы его собственных групп. Если пронюхает генеральный инспектор УВР, все планы Альфреда вскроются тут же. И печально, что его собственное правительство, вероятнее всего, сочтет его предателем, узнав о попытках спасти мир.
А потому расследование дурацкой шутки Кролика – дело деликатное. Каким-то образом этот противник проник сквозь самый защищенный изолирующий брандмауэр. Кролик даже получил поддержку локалайзеров высокого разрешения (что было очевидно по идеальному позиционированию изображения). Очевидное объяснение – Кролик сумел взломать безопасную аппаратную среду. Если так, то основы всех современных систем безопасности под подозрением, и визит Кролика – гром судьбы.
Но ведь не может быть Армагеддон объявлен каким-то дурацким кроликом?
Почти восемьдесят часов неуверенности группы сотрудников Альфреда бились над загадкой. Наконец аналитики УВР нашли истинное объяснение, такое, которое их и успокоило, и глубоко смутило: Кролик – приходится признать, с экстраординарной сообразительностью – использовал сочетание программных глюков и дурацких установок реестров: ошибки того типа, что не дают жить беспечным пользователям. Сухой остаток: Кролик куда более опасен, чем думал раньше Альфред, но он не Следующее Колоссальное Несчастье.
Ваз переживал каждый миг этой неизвестности. Однако больше всего его взбесил тот кусок морковки, что Кролик оставил у него на столе. При всей государственной мощи современной Индии у компьютерщиков УВР ушло трое суток, чтобы стереть логику, вставлявшую это изображение в сеть офиса.
10
ОТЛИЧНАЯ ТЕМА ДЛЯ ДИССЕРТАЦИИ
Дома Мири вела себя покорно, и это беспокоило Элис – несколько непоследовательно, ведь Боб не хотел, чтобы девочка в ближайшее время разговаривала с Робертом. По-любому оба они были согласны, что Роберт снова ее обидит, если представится возможность.
Ладно. Мири оставила Роберту в пользование гостиную в любой момент, когда он того пожелает. Но продолжала за ним шпионить всегда, когда это можно было делать достойно.
Вот-вот наступит Хэллоуин. Ей полагалось бы бегать по сайтам подруг, закопавшись в окончательное планирование. Они с Аннет и Полой столько труда потратили на Спилберга-Роулинг, а теперь ей это все казалось глупостью.
Мири общалась с более далекими друзьями. Родители Циня были психиатрами в Провинциальной группе здравоохранения в Хайнане. Цинь не очень хорошо владел английским, а Мири по-китайски говорила еще хуже. Впрочем, язык проблемы не составлял. Они встречались на его или на ее стороне планеты – в зависимости от того, где был день или получше погода, – и болтали на примитивном подмножестве английского, а воздух вокруг был наполнен гипотезами-предложениями переводов и картинками, заменяющими слова. Они вдвоем много вносили информации в склады ответов – это было самое «социально ответственное» из увлечений Мири.
Цинь выдвигал кучу теорий про Роберта.
– Твой дед был почти насовсем мертвый, пока его доктора не возвращали. Неудивительно, что он плохо себя самочувствует.
В доказательство своего утверждения Цинь подвесил в воздухе пару академических статей. Сегодня у Циня собрались еще несколько ребят, у которых в доме были сенильные или калечные старики. Ребята в основном слушали, присутствуя в виде песчаных крабов или просто значков. Некоторые явились в человеческом облике, может быть, даже в своем реальном. Сейчас одна из них – судя по виду, лет десяти, заговорила:
– У меня двоюродная бабушка такая же. В двадцатом веке была главная бухгалтерия. – Гм, это сочетание слов не значило ничего такого, что можно было бы подумать. – А в десятые годы была вся калека. Я видела фотографии. И она была глупая и печальная. Бабушка говорила, что она была потерять хватку, а потом потерять работу.
Один из песчаных крабов попятился – проявился скрытый участник.
– И что тут нового? Мой брат весь безработный и печальный, а ему только двадцать. Очень трудно угнаться.