Конец сказки
Шрифт:
Пожалуй, разумнее было вообще не открывать рта, искусству держать язык за зубами солдаты учатся еще на первом году срочной службы. Это называется «делать морду чайником», но Боник от страха просто не мог захлопнуть пасть. Кроме того, «морда чайником» могла не сработать с Огнеметом. Все же, они были не в армии.
– Партнер? – повторил Леня с нажимом. – А ты никогда не слышал, что партнеров не наебывают и не ебут?
– Это не то, что ты думаешь, Леонид, – залепетал Бонифацкий. С тем же успехом он мог объявить снег зеленым, а листву белой.
– А что мне, б-дь на х… думать? – осведомился Витряков, продолжая улыбаться улыбочкой, от которой у Боника прихватил живот. –
«За-за-завик», – хотел сказать Боник, но язык прилип к гортани.
– Я думал, Леня…
– Заглохни, падло, – перебил Огнемет. – Ты, Вацик, ты… А теперь ты долбишь эту шалаву, мою женщину, в мой день рождения, рассчитывая, что моя песенка спета.
– Леня, да ты что? Между нами с Юлей – ничего такого. Я тебе слово даю!
– На х… мне твое слово, Вацик? Заткни его себе в очко.
– Леня…
– Да ты, пидор, даже халат мой нацепил, – добавил Витряков. В принципе, по сравнению с предыдущими это обвинение представлялось как минимум несущественным, но именно оно, как ни странно, послужило последней каплей.
– Леня, – потея, прошептал Вацлав Збигневович.
– Прикрой, падло, пасть! – по тому, как потемнело лицо Витрякова, присутствующие догадались, что он вот-вот прикончит Бонифацкого голыми руками. В этот момент Леня играючи мог сделать это, позабыв о том немаловажном обстоятельстве, что без финансовых способностей и связей Вацлава Збигневовича он сам рисковал очутиться в роли обыкновенного главаря чрезвычайно опасной банды вымогателей, круто, бесспорно, но не более того. В роли, обрывающейся в первом акте после крушения коммунизма и обретения так называемой независимости местных партократов от московских, задолго до антракта, предшествующего приватизации. Что рэкетиры-беспредельщики, сколько бы они не имели на вооружении помповиков, автоматов АК-47 и даже гранатометов – тупиковая ветвь развития, Боник ему на пальцах обрисовал давно. Ветвь, обреченная на вымирание, как это некогда произошло с динозаврами, саблезубыми тиграми и пещерными медведями. И все же эти соображения вряд ли бы остановили бы Леню, который часто сначала делал, а потом думал. Тем более, что Боник в ожидании развязки растерялся и застыл как заяц в свете автомобильных фар. Более того, мямлил какую-то ерунду, обыкновенную для застуканных на горячем мелких воришек. Юлия же вообще проглотила язык, завороженная воскресением Витрякова. Да, он воскрес в воскресенье. Ситуацию выправила Тома. Это произошло в тот самый момент, когда Огнемет, видимо, собираясь избавиться от ненужного свидетеля, выставил ее вон.
– Пошла на х… старая колоша! – Леонид Львович показал на дверь. Вместо того чтобы немедленно ретироваться, тем более, что Огнемет редко когда повторял предложение дважды, и окружающие это прекрасно знали, Тома выступила вперед.
– Вацлав Збигневович был со мной! – выпалила Тамара на одном дыхании. Видимо, справедливо опасалась, что ей немедленно заткнут рот.
– Что?! – поперхнулся Леонид Львович. – Тебе кто, короста, слово давал?! Пшла на х… кому сказано!
– Он был со мной, – твердо повторила Тома, белея под его полным ненависти взглядом. – А Юлия Сергеевна выпила лишнего, после того, как про вас узнала, и Вацлав Збигневович сказал Славику, чтобы дежурил у нее под дверью. Пока не протрезвеет. Чтобы с ней ничего не случилось…
– Ах ты, сука! – взвизгнула Юлия.
– Заткни плевалку! – посоветовал Витряков. Было неясно, кому из женщин адресована эта команда, Юлия прихлопнула рот, Тамара этого не сделала.
– Мы с Вацлавом Збигневовичем были тут весь вечер. А потом парни во дворе перебрали и начали бушевать. Кладовую с коньяком разнесли. Тогда Вацлав Збигневович испугался за Юлию Сергеевну, и сказал Славику, чтобы он ее сюда привел. Чтобы никто ее не обидел по пьянке. А Юлия Сергеевна вспылила. Стала кричать, что он, то есть Вацлав Збигневович, развлекается, как ни в чем не бывало, в то время как вы, Леонид Львович, погибли. А что он сделать мог, ночью? Мы сами выйти за дверь боялись. Вы же саамы слышите, как ребята разошлись. Ну и пошло, слово за слово…
Сверху доносились откровенно демонические вопли, подтверждавшие правдивость ее слов. Только теперь Боник сообразил, что Витряков вернулся в усадьбу инкогнито, и его бойцы, развлекающиеся наверху, об этом пока не знают.
Огнемет с минуту мрачно изучал женщину, осмелившуюся ему перечить. Бонифацкий подумал: то, что она еще цела, в общем, не худший знак. Хотя, конечно, могло обернуться по-всякому. Прогнозировать поведение Витрякова было так же непросто, как предугадывать крупные землетрясения, которые всегда застают человечество врасплох, вопреки существованию целой армии обвешанных всевозможными приборчиками спелеологов.
– Твоим языком, как я погляжу, только заборы красить, сучка, – сказал Витряков почти миролюбиво. – У тебя, б-дь на х… талант. Тебе не ноги раздвигать, а на лоера учиться. Верно я говорю, Вацик?
Бонифацкий сглотнул слюну, густую, как рисовый отвар.
– Только сдается мне, пиздишь ты, пизда старая, как и все лоеры. – Вместо того, чтобы залепить Томе пощечину, или, например, двинуть коленом в живот, Огнемет неожиданно обернулся к Юлии:
– Пиздит она, ты что скажешь?
– А что она вам скажет, если на ногах еле держится?! – выпалила Тамара. Боник смотрел на нее с восхищением: «Вот это да!»
– Кто это, блядь, не стоит, сука, на себя посмотри конкретно! – зарычала Юлия. Рот Витрякова исказило нечто, отдаленно напоминающее улыбку.
– Вацлав Збигневович хотел поиски той женщины организовать, которую вы вчера из города привезли. А я его просила, не надо, потому что с ними, – Тома вскинула руку к потолку, – никто не совладает, кроме вас. А она – она показала на Юлию, – обозвала Вацлава Збигневовича сцыкуном.
– Заткнись, сука! – вспыхнула Юлия Сергеевна.
– Сцыкуном, говоришь? – смакуя это определение, переспросил Огнемет, и только потом до него дошло: – Какие, б-дь, на х… поиски?! Какой бабы?!
– Милы, – преодолел свое затянувшееся молчание Бонифацкий. – Мила Кларчук сбежала.
– Как, б-дь?! – задохнулся Витряков, и Боник решил, что получил хотя бы временную передышку.
– Откуда мне знать?! – воскликнул он. – Завик уехал за водкой и проститутками, и где-то застрял. Твои парни вспомнили о Миле, но она удрала, зарезав Жору маникюрными ножницами.
– Что ж ты молчишь?! – зарычал Витряков.
– А ты мне дал хоть слово сказать?! – в свою очередь повысил голос Бонифацкий.
– Сбежал! – завопили из коридора. Боник, от неожиданности вздрогнул, Юлия ойкнула. Огнемет чуть-чуть припал на обе ноги, совсем как охотничий пес, делающий стойку.
– Сбежал, б-дь! – крикнули под дверью. Затем она распахнулась, в помещение ввалился запыхавшийся Белый. – Вацлав Зби… – начал он и осекся, разглядев Витрякова. Боник решил, что теперь знает, как выглядит человек, столкнувшийся с призраком. Телохранитель побелел, как полотно. Его рот шевелился, но не издавал ни звука. Огнемет шагнул к нему, неожиданно и молниеносно, как паук, охотящийся за мухой, сгреб за грудки и сильно встряхнул.