Конец света
Шрифт:
Лис пошел вперед, а мы с Фетом остановились и посмотрели ему вослед.
– Здорово, что мы с тобой познакомились, – вдруг сказал Фет. Серьезно так сказал, что у меня аж мурашки по коже побежали. Я согласился:
– Еще бы.
Фет вытащил ладонь из необъятной варежки и взял меня за руку. Рука была перегретая, но раз это рука лучшего друга, то и такая сойдет.
И в этот момент Лис остановился, вжал голову в плечи. И девчонки на крыльце смолкли. И вообще в мире стало так тихо, как будто он пустой, нежилой, словно и нас в нем нет…
И тут же полетели воздушные шарики –
Конец света!
Фет присвистнул, сорвал с себя шапку и подбросил ее.
– Конец света! – крикнул он.
Девчонки завизжали и помчались по домам.
Мы с Фетом зашли в школьную столовую и взяли несколько горячих булочек, посыпанных сахаром, чтобы нам конец света слаще казался. На улице не переставая летели крохотные воздушные шарики, запах снега смешивался с запахом выпечки. Мы шли домой и смотрели на этот мир в последний раз. Больше мы никогда не увидим ни этого забора, торчащего из-под снега, ни печных труб, ни наших небольших домиков. Прощай, школа, снег, горки, зимние куры, сельская жизнь, прощайте! Здравствуй, новый мир, лучший мир, наш мир…
Мы прибежали домой, подождали, пока соберутся родители. Хотя собираться было незачем – всё оставалось в этом мире. В бункер мы шли вместе с Фетом и его мамой. Было грустно и радостно одновременно. Интересно ведь – что там, дальше?
– Может, хоть что-то получше будет! – с надеждой говорила моя мама.
А мы с Фетом старались не думать о том, что нам здесь нравится и никуда больше мы не хотим. Что бы ни было впереди, этот мир никогда не повторится, и от этой мысли щемило сердце.
Двери огромного металлического бункера были распахнуты.
Я забрался внутрь и посмотрел в окно. Мела вьюга, крохотные воздушные шарики сносило ветром. Где-то там, вдалеке, был наш дом. Он пах моим детством, папой с мамой. Фетом была протоптана к нему тропинка. И дом оставался один. Точнее, исчезал. Навсегда.
Я этого не хотел.
Задраились люки, и бункер стал медленно подниматься над землей. И тысячи, миллионы бункеров по всему земному шару тоже поднимались в воздух. Фет приник к иллюминатору и смотрел вниз. Я встал рядом с ним. Земля крохотным шариком плыла внизу. Бункер остановился, будто наскочил на препятствие. Из динамиков послышался обратный отсчет.
Десять. Девять. Восемь. Семь…
Фет быстро глянул на меня и снова перевел взгляд вниз, стараясь запомнить – навсегда.
Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.
Ноль.
Мир внизу исчез. Пропал – и какое-то время на его месте зияла пустота. Так мы и висели в космосе. Не помню сколько. Может, день. Может, чуть больше…
А потом появился новый мир – тот, в котором мы сейчас живем.
Бункер громыхнул и стал неторопливо снижаться.
На выходе нужно было
– Всё оранжевое? – спросил я.
Работники бункера кивнули:
– Будет оранжевый день. Таковы новые правила.
С тех пор я не люблю оранжевые дни. Они всегда настают против моей воли.
Марийка
– Марийка… – выдохнул Фет.
Прищур у Марийки был недобрый. Как будто ее предали. Как будто предатели – мы. Но разве мы были предателями?
Мы поднялись, и она, чуть помедлив, поднялась вслед за нами. Мы шагнули к ней, а она осталась на месте. И смотрела на нас так, будто на ее лицо светит солнце, и она от этого морщится. Только была она в тени, и это мы с Фетом были ее солнцем.
– Злится, – шепнул Фет.
Мы встали напротив нее и смотрели ей в глаза. Нечего нам было стыдиться! Мы пришли в прыгалку, как договаривались. А то, что немного опоздали, – с кем не случается?
– Здорово ты там, – сказал я, нарушая молчание. – В прыгалке. Рекорд побила.
Марийка только еще больше скривилась. Мне стало не по себе. Я даже потратил один кю на мыслеобмен с Фетом.
«Чего это она?» – спросил я мысленно.
«Не знаю», – мысленно ответил Фет.
И на это ушел один кю! Но мне стало немного спокойнее. А Марийка сказала:
– Не пользуйтесь мыслеобменом, у меня от него спина чешется.
Фет попробовал сгладить ситуацию и рассмеялся. Ну, как будто то, что сказала Марийка – хорошая шутка. Только вот Марийка еще больше посуровела.
– Опоздали мы немного. В банк ходили, – сказал я.
Прямо по нашим ногам прыгали надоедливые капли, но мы не обращали на них никакого внимания. Мы стояли и молчали. Падал мягкий снег, ложился на наши волосы. Я чувствовал себя паршиво. Неудивительно: оранжевый день. На Марийке оранжевый цвет был слегка ядовитым. На нее холодно смотреть – в коротких шортах, майке на тонких бретельках, в сандалиях на босу ногу. Мы моментально замерзли, глядя на нее. Фет даже зубами застучал. Казалось, мы так простоим вечность, и вечность гордая Марийка будет дуться на нас, вечность мы станем смотреть на нее, вечность нам будет от этого плохо.
Пусть уж это поскорее закончится, подумал я.
– Предатели, – шепнула Марийка, отвернулась и пошла прочь.
Всё было так же, как вчера. Если она каждый день будет такие штуки вытворять, то мы долго не протянем, очень быстро закончимся. Вчера Фет здорово ввернул с этими тортиками. Может, он повторит? Мог бы и я сказать, но как-то не решался. У Фета с девчонками лучше получалось.
Но Марийка уходила всё дальше и дальше. И почему мне стало не по себе? Кто она нам? Знаем человека второй день, и дуется человек на нас тоже второй день. Марийка была уже у перехода к другому лесу, и между нами прыгали празднично-разноцветные капли в новогодних шапках. Фет крикнул: