Конец веры

Харрис Сэм

Вера — это просто разновидность представлений человека о мире, причем мы как представители нашей культуры сказали человеку, что такие представления о вещах особой важности не требуют доказательств. Нам пора понять, насколько опасна подобная балканизация нашего дискурса. Нам следует посмотреть на любое богословское «знание» глазами человека, у которого утром 11 сентября 2001 года только что начался рабочий день на сотом этаже Всемирного торгового центра. Он мог минуту назад думать о родных и друзьях, или о том, что ему предстоит делать, или о кофе, в котором не хватает сахара — и здесь все обрывается, и перед ним с ужасающей ясностью и простотой встают другие мысли: ожидать ли ему, когда он сгорит живьем в топливе аэроплана, или прыгнуть вниз на асфальт с трехсотметровой высоты. Нам следует взглянуть на веру глазами тысяч мужчин, женщин и детей, у которых с невероятной быстротой отняли жизнь и которые умерли в глубоком ужасе и страхе. Виновники бедствий 11 сентября явно не были «трусами», как их постоянно называли западные СМИ, или помешанными в обычном смысле этого слова. Это были люди веры — как оказалось, совершенной веры, — и нам пора понять, что вера представляет собой ужасное

явление.

* * *

Я не сомневаюсь в том, что подобное заключение о вере покажется слишком суровым многим читателям, особенно тем, кто сам черпает в ней утешение. Однако тот факт, что необоснованные представления дают утешение, не доказывает их истинности. Если бы каждый врач говорил умирающим пациентам, что их ждет полное выздоровление, это бы утешило многих из них, однако — ценой потери истины. Но почему нас должна заботить истина? Нужно, чтобы родился новый Сократ, который дал бы ответ на такой вопрос. Нам же достаточно заметить, что истина крайне важна для самих верующих — ведь они верят именно в истинность своего учения. Верующие никогда не говорили, что утешение для них дороже истины, и любая религия содержит ужасные утверждения, которые вовсе не утешают, но в которые нужно верить, хотя они доставляют боль, чтобы ни один темный уголок реальности не остался вне сферы «знания».

Верующие очень высоко ставят истинность. В этом смысле они подобны многим философам и ученым. Верующие говорят, что они обладают знанием о святых, спасительных и метафизических истинах: Христос умер за наши грехи; он есть Сын Божий; все люди наделены душой, которая попадет на суд после смерти. Эти утверждения претендуют на описание законов нашего мира. Доктрина имеет цену лишь в том случае, если она согласуется с реальностью в целом, только тогда вера человека полезна, спасительна или имеет право на существование, потому что верить в доктрину означает верить в ее истинность. Именно об истинности говорят тогда, когда хотят показать, что все другие веры ложны. Еретические доктрины ложны по определению и заслуживают презрения именно потому, что содержат ложь. Таким образом, если христианин не претендует на обладание знанием, которое основывается на буквальном понимании Писания, то он ничем не отличается от мусульманина, иудея или даже атеиста. Если бы он (с помощью какого-то неопровержимого доказательства) убедился в том, что Христос родился во грехе и умер, подобно животному, от его веры ничего бы не осталось. Вера никогда не была равнодушной к истине, однако сама природа веры не дает ей способности отличать истину от лжи в тех самых вопросах, которые ее больше всего занимают.

Верующий может вести себя в «мирских делах» так же, как и его неверующий сосед — то есть более или менее разумно. Принимая серьезные решения, он должен точно так же опираться на достоверные факты, как и все прочие люди. Когда Свидетели Иеговы отказываются от переливания крови или адепты Христианской науки отвергают все достижения современной медицины, это может показаться исключением из правила, однако это не так. Эти люди действуют рационально в контексте своих религиозных представлений. В конце концов, мать не будет отказываться давать лекарства ребенку по религиозным причинам, если она просто думает, что религия приносит ей утешение. Она должна верить, что ее спасение зависит от проявлений веры в силу Бога и от почтения к нему, и ради этого она даже готова рисковать жизнью своего ребенка. Это, казалось бы, неразумное поведение стоит на службе разуму, потому что оно призвано на практике свидетельствовать об истинности религиозной доктрины. На самом деле, даже самые причудливые проявления веры бывают совершенно рациональными в контексте религиозных представлений. Возьмем танцы со змеями пятидесятников как особо яркий пример: этим они демонстрируют и свою веру в буквально понимаемые слова Библии (в данном случае — Евангелия от Марка 16:1 В), и истинность этой веры. Поэтому они берут в руки змей (обычно это разные виды гремучей змеи) и пьют яд (чаще всего стрихнин), чтобы подтвердить обетование Христа: «будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им». При этом, что неудивительно, некоторые из них умирают, как умер в 1955 году от укуса змеи основоположник такой практики Джордж Хенсли — это доказывает, как можно думать, не слабость их веры, но силу змеиного яда и стрихнина.

Вера определяет то, что кажется человеку разумным на данный момент. Когда члены секты «Небесные врата» не смогли найти космический корабль, который, как они верили, следует за кометой Хейл-Боппа, они вернули в магазин телескоп стоимостью в четыре тысячи долларов, думая, что им продали испорченный инструмент.

* * *

Но вера выплачивает свои дивиденды благодаря сопутствующему убеждению в том, что будущее будет лучше или хотя бы не хуже прошлого. Вспомним знаменитые слова Юлиании Норичской (примерно 1342–1413), которыми она хотела кратко передать суть Евангелия: «Все будет хорошо, и всем будет хорошо, и все вещи будут хороши». Притягательность любого религиозного учения кроется именно в этом, а не в каких-то более возвышенных или непостижимых вещах: в итоге все будет хорошо. Вера позволяет наслаждаться этим утверждением уже сейчас и надеяться на то, что оно осуществится в будущем. При этом подлинное существование подобного процесса, тот факт, что, произнеся особые слова и съев кусочек хлеба, верующий обретает спасение, уверенность в том, что Бог видит и слушает тебя и готовит для тебя вечную награду, — то есть, если сказать кратко, соответствие доктрины реальности — исключительно важно для верующего.

Загадочное поветрие в июне [1348 года] достигло Парижа и поражало сей город в течение полутора лет… Король Филипп [VI] попросил преподавателей медицины Парижского университета объяснить ему, чем вызвано это бедствие. Как сообщили ему профессора, беспорядок среди светил привел к тому,

что солнце перегрело воды Индийского океана, из которых начали подниматься пагубные испарения. Ученые мужи сообщили королю о различных мерах борьбы с поветрием. Можно, например, употреблять мясной бульон с молотым перцем, имбирем и чесноком. Следует избегать мяса домашних и водоплавающих птиц, молодых свиней и вообще жирного мяса. Крайне опасно оливковое масло. Следует воздерживаться от купания, однако клизмы могут принести пользу. «Мужчины должны соблюдать целомудрие, — сказали медики, — если они ценят свою жизнь».

Короля беспокоило то, что на его подданных обрушился гнев Божий. Он издал закон против богохульства. Виновному в этом преступлении в первый раз отрезают одну губу, во второй раз — другую, в третий — язык…

Городские власти приняли меры против распространения паники. Они отдали распоряжение не звонить в колокола при похоронах и запретили ношение черной одежды. Они запретили собираться группами более двух человек на похоронах и выражать скорбь на публике. Чтобы умилостивить Божий гнев, приведший к такому бедствию, они запретили любого вида работу после полудня по воскресеньям, все азартные игры и сквернословие и велели всем людям, сожительствующим в грехе, немедленно вступить в брак.

Ли Миуси [настоятель монастыря Турнэ] с удовлетворением отметил, что количество свадеб заметно увеличилось, люди перестали произносить богохульства, а из-за того, что прекратились азартные игры, ремесленники, изготавливавшие игральные кости, начали делать четки. Он также записал, что в этом месте, где снова воцарился дух добродетелей, поветрие унесло жизнь 25 тысяч граждан, которых хоронили в больших ямах, вырытых на окраине города [58] .

58

О. Friedrich, The End of the World: A History (New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1982), 122—24,

Где же кончались религиозные и начинались светские представления людей той эпохи? Ведь, несомненно, испуганные христиане XIV века жаждали знаний (то есть представлений, которые одновременно истинны и ценны) о природе чумы, ее причинах и путях распространения и надеялись найти эффективные средства для борьбы с болезнью. Они обращались к религии исключительно из-за своего глубокого невежества в этих вопросах. Если бы они, скажем, знали, что чума прибывает к ним с кораблями купцов с крысами, которые выбирались на берег, неся на себе легионы блох с бациллами болезни, — стали бы они тратить энергию на отрезание языков богохульников, на колокола, цвет одежды и повсеместное использование клизм? Их бы убедил пенициллин, который появился не в низине их невежества, но на склонах высоких гор реальности.

Вера и безумие

Мы могли убедиться в том, что наши представления тесно связаны и со структурой речи и с видимой структурой мира. Наша «свобода веры» крайне невелика, если она существует вообще. Свободен ли человек верить в утверждения, для которых нет доказательств? Нет. Только доказательства (органов чувств или логические) позволяют сказать, что данное представление о мире — реально. У нас есть ряд терминов, которые описывают людей, опирающихся на лишенные доказательств представления. Когда эти представления широко распространены, мы называем людей «верующими», в других же случаях мы называем их «сумасшедшими», «помешанными» или «психотиками». Конечно, большинство верующих не страдает тяжелыми психическими расстройствами, даже если они совершают злодеяния во имя своей веры. Но чем человек, который верит в то, что, убив несколько израильских подростков, он отправится в рай к семидесяти двум девственницам, отличается от человека, который верит, что обитатели Альфа-Кентавра посылают ему лучи мира с помощью фена, которым он сушит волосы? Отличие здесь, конечно, существует, но оно не выставляет религию в выгодном свете.

Надо быть человеком определенного рода, если веришь в то, во что больше никто не верит. Если некто строит свою жизнь на основе идей, для которых нет доказательств (и которое потому невозможно оправдать в разговорах с другими людьми), это обычно означает, что ум данного человека глубоко расстроен. Разумеется, существует масса психически здоровых людей с такими представлениями. Тем не менее только курьезом истории можно объяснить этот удивительный факт: наше общество считает нормальным веру в то, что Творец вселенной может знать твои мысли, но считает ненормальным веру в то, что Бог посылает тебе сообщения в коде Морзе с помощью стука капель дождя по подоконнику в твоей спальне. Таким образом, хотя верующие обычно не принадлежат к сумасшедшим, их представления целиком и полностью относятся к категории сумасшествия. И это неудивительно, поскольку большинство религий канонизировало плоды древнего невежества и неразумия, передав их нам как непреложные истины. И в силу этого миллионы из нас верят в такие вещи, в которые не может поверить ни один человек в здравом уме, если бы он мыслил самостоятельно. Фактически трудно найти более яркую аналогию сумасшествия где-либо еще, кроме тех представлений, которые существуют во многих религиозных традициях. Рассмотрим одно из краеугольных положений католичества:

Исповедую также, что во время Мессы Богу приносится истинная Жертва, искупительная для живых и мертвых, и что в Пресвятом Таинстве Евхаристии присутствуют истинно, реально и сущностью Тело и Кровь вместе с Душой и Божеством Господа нашего Иисуса Христа, и что совершается превращение всей сущности хлеба в Его Тело и всей сущности вина в Его Кровь, каковое обращение Католическая Церковь называет Пресуществлением. Утверждаю также, что под каждым из этих видов целиком находится нераздельный Христос и принимается истинное Таинство [59] .

59

Цитата взята из: The Profession of Faith of the Roman Catholic Church.