Конец Желтого Дива
Шрифт:
— Это правда, товарищ начальник?
— Да, но с условием, что будешь работать честно, без махинаций.
— Клянусь!..
— О нашем разговоре Аббасову ни гу-гу.
— Буду нем, как могила.
Квадратный буфетчик с удивительным проворством выбежал из комнаты, он походил на птицу, освобожденную от пут. Проводив взглядом Зарипова, я спросил полковника, правда ли это, что акты принес сам Аббасов.
— Не думай, что Аббасов такой же растяпа, как ты сам. Акты я извлек из архивов Городской торговой инспекции и горотдела. А что касается буфетчика — эта порода людей такова: чуть что —
Директор все еще не появлялся. Вошел один из помощников повара, доложил, что Аббасова сегодня не будет, дескать, заболел гриппом; второй повар, Карим Турсунов, работал, оказывается, в ночную смену, а сейчас отдыхает. Мы вернулись в отделение.
У меня полегчало на душе. Что ж, правда, по-видимому, восторжествует, как-нибудь выберусь из этой заварухи. И все благодаря этому удивительному человеку, Салимджану-ака. Век не забуду его доброты, все свои силы отдам работе в милиции. Только начал выражать вслух эти мысли, как полковник перебил меня:
— Рано еще благодарить… — пробормотал он задумчиво.
— Почему же рано? Ведь теперь все ясно как день…
— Адыл-баттал — старый лис, его так запросто в угол не загонишь. Он одним ударом может обратить в прах все факты, собранные нами с тобой. Я уверен, что он не болен и не лежит в постельке, принимая аспирин. Наверняка торчит в городской юридической консультации: там у него, по некоторым данным, приятель завелся, помогает советами. Эх, жаль, не волшебник я: стал бы невидимым, зашел сейчас к этому человечку и записал на магнитофон всю их беседу!.. Но это из области сказок или фантастики! Ничего, Хашимджан, сил у нас достаточно, чтобы добить этих дьяволов до конца без всякой фантастики и ерундистики, верно ведь?
Я ничего не ответил. В этот миг я думал о моей дорогой Волшебной шапочке, что выручала меня в детстве. Быть может, сказать Салимджану-ака… Нет, не стоит. Не поверит. Надо не откладывая поехать, отыскать шапочку и привезти сюда. Вот тогда-то и покажем мы этим желтым дивам!
— Как твой желудок? — спросил мой начальник.
— Требует еды!
— Пошли, ударим по шашлыку!
Одиннадцать внуков полковника
На другой день Салимджан-ака тоже загрипповал: договорились, что за ним поухаживает Лутфи-хола, жена соседа-завмага, а я пойду в отделение, займусь делами. Вернувшись домой вечером, обнаружил почти все потомство тетушки Лутфи — одиннадцать сорванцов: Батыра, Бабыра, Сабыра, Бахадыра, Бахрама, Бахтияра, Севар, Саври и других, плотным кольцом окруживших мое начальство и устроивших такой галдеж, что я всерьез встревожился за здоровье полковника.
— Дядя, а дядя, если я за лекарством сбегаю, пистолет деревянный мне смастерите? — кричал Бахрам, который, как всегда, был без штанов.
— Смастерю, — отвечал Салимджан-ака, не открывая глаз.
— Дядя, хотите я скатаю вам шарик из хлебного мякиша? — орал четырехлетний Бахтияр.
— Давай скатай, — соглашался полковник.
— Дядя, хотите приложу вам на лоб компресс? — предлагал Бахадыр.
— Только что ведь приложил.
— Но мне еще хочется…
— Тогда валяй. Сними и снова прикладывай.
Восьмилетняя
— Дядя, а что вы купите мне? — кричала издали Саври.
— Я куплю тебе ленты. Много разноцветных лент.
— А мне, дядя Салимджан? — не отставала Севар от сестры.
— А это кто визжит?
— Да ведь это я — Севар.
— А, та девочка, которую папа купил в магазине?
— Кет, меня мама родила.
— Тогда ладно, тебе я куклу куплю. Но почему ты шепелявишь, я даже голос твой не узнаю?
— А у меня три зуба выпали. Передние.
— То-то я думаю, какая тут старушка ходит?
Салимджан-ака походил сейчас не на больного, а на воспитательницу детсада, на которую набросился весь ее выводок. Измучили, наверное, беднягу.
— Ну-ка, марш отсюда! — крикнул я. — А то гриппом заразитесь!
— Мы уже болели гриппом, теперь он к нам не пристанет! — попытались детишки втереть мне очки.
Я схватил веник, завыл диким голосом, заврашал глазами, думая, что их как ветром сдунет. Но не тут-то было — дети не те пошли. Да и Салимджан-ака сам заступился:
— Не надо, не гони их, Хашимджан, ребятишек я сам позвал. С ними я забываю о болезни.
В этот миг во двор вошла медсестра, колоть моего шефа. Я подмигнул ей:
— Сделайте уколы вначале вот этой мелюзге, а полковнику потом.
Шумной ватаги как не бывало. Наступила удивительная тишина. Из калитки появился сам сосед Нигмат-ака с двумя косами маставы в руках.
— Как вы себя чувствуете? — заботливо спросил он Салимджана-ака.
— Температура, вроде, спала. Как у тебя дела?
— Сегодня опять чуть не подрался.
— Из-за каждой чепухи лезешь в драку.
— Вовсе не из-за чепухи. Хашимджан, иди, братишка, принеси две ложки. Салимджан-ака, съешьте маставы, пропотеете. Нет, вначале выпейте таблетку, вот я принес, отличная штука. Когда я болел, тоже такую пил: вышибает всю хворь… Вы говорите, что из-за каждой ерунды лезу в драку. Да как же не драться с этими наглецами?! Привезли утром сто мешков муки. Экспедитор не дает сгрузить, за каждый мешок требует по рублю. Я говорю: «Ни копейки не получишь!» Тогда он отвечает: «В таком случае и ты не получишь муки!». Я сказал: «Получу!». Он сказал: «Попробуй!». Ну и чуть не подрались.
— Но взял муку-то?
— Нет, куда там, обратно увезли, подлецы! Тысячу раз просил вас погладить их против шерстки!
— И гладили, и еще погладим, будь спокоен!
Поев горячей маставы, Салимджан-ака поплотнее укутался в одеяло. Завмаг унес домой пустые косы. А я задумался о своем начальнике. Ох и трудно приходится ему. Ни минуты не знает покоя: даже вот заболел, а вынужден выслушивать жалобы на взяточников… Преступники становятся все изворотливее, хитрее, коварнее. За три дня в наш отдел поступило четырнадцать заявлений. Кто знает, какие меры принимает сейчас «обиженный» директор Аббасов, чтобы засадить меня за решетку! Как бы Салимджан-ака не слег надолго, а то эти подлецы погубят меня…