Конец!
Шрифт:
— Моя сестра, можно сказать, повар, — объяснила Вайолет, — она могла бы готовить для обитателей колонии кое-какие японские блюда, если бы имела васаби.
Младшие Бодлеры кивнули, догадавшись, что Вайолет спросила про васаби не только потому, что оно позволило бы Солнышку приготовить что-нибудь приемлемое — слово, означающее здесь «не только севиче», — а ещё и потому, что васаби, похожее на хрен и часто используемое в японской кухне, ещё является и одним из редчайших защитных средств против медузообразного мицелия. А поскольку Олаф рыщет где-то поблизости, Вайолет думает о возможных мерах, какие следует принять, в случае если грибок будет выпущен из водолазного шлема.
— У нас тут нет васаби, — сказала миссис Калибан. — У нас фактически нет никаких специй. Их никогда не выносило на прибрежную отмель.
— А если бы и вынесло, — быстро добавил Ишмаэль, — мы, я думаю, отправили бы их в чащобу. Желудки наших колонистов
Клаус взял в рот ложку с севиче, попробовал и поморщился. Согласно кулинарным рецептам севиче принято мариновать, добавляя специи, что придаёт блюду непривычный, но нередко восхитительный вкус. Но без специй здешний севиче смахивал на нечто вынутое изо рта у рыбы.
— Вы едите севиче три раза в день? — спросил Клаус.
— Конечно нет. — Миссис Калибан засмеялась. — Нам скоро надоело бы, правда? Нет, мы едим севиче только во время ланча. Каждое утро на завтрак у нас салат из водорослей, а на обед — неострый луковый суп с небольшим добавлением полевых трав. Такая пресная пища может наскучить, но если запивать ею сердечным, то будет вкуснее.
Мать Пятницы сунула руку в глубокий карман своего белого одеяния, достала три большие раковины, переделанные во фляги, и протянула каждому Бодлеру по раковине.
— У меня есть тост, — предложила Пятница, поднимая кверху свою раковину.
Миссис Калибан подняла свою, а Ишмаэль, поёрзав в глиняном кресле, откупорил свою.
— Превосходная мысль, — проговорил он, широко-широко улыбаясь. — Выпьем за бодлеровских сирот!
— За Бодлеров! — подхватила миссис Калибан, поднимая кверху раковину. — Добро пожаловать на остров!
— Надеюсь, вы останетесь здесь навсегда! — воскликнула Пятница.
Бодлеры глядели на трёх улыбавшихся им островитян и старались изо всех сил улыбаться им в ответ. Но в голове у них толпилось столько мыслей, что улыбки вышли не слишком восторженные. Бодлеры задавали себе вопрос: неужели им и вправду придётся есть пресный севиче, и не только сейчас, но и во время всех последующих ланчей? Бодлеры задавали себе вопрос: неужели они должны пить и пить сердечное из кокосового молока, и если они откажутся, будет ли это сочтено раскачиванием лодки? Они задавали себе вопросы: почему не нашлась носовая фигура с лодки, и где сейчас Граф Олаф, и что он замышляет, и что происходит с их друзьями и сотоварищами, затерянными в океане, и где все те, кого они оставили в отеле «Развязка»? Но главный вопрос, который задавали себе сейчас Бодлеры, был следующий: почему Ишмаэль назвал их сиротами, хотя они и не рассказали ему всей своей истории? Вайолет, Клаус и Солнышко посмотрели сперва на миски с севиче, потом на Пятницу и ею маму, затем на свои раковины и, наконец, подняли глаза на Ишмаэля, улыбающегося им с высоты своего глиняного кресла, и задали себе вопрос: действительно ли они попали в то место, которое находится вдали от коварства, или же людское коварство просто прячется где-то, как прячется в данный момент Граф Олаф, и притом совсем неподалёку? Они смотрели на рекомендателя, не уверенные, в безопасности ли они, и что им делать, если опасность рядом.
— Я не стану вас принуждать, — тихо произнёс Ишмаэль, и бодлеровские сироты спросили себя — так ли это на самом деле.
Глава пятая
Если только вы не отличаетесь редкой индифферентностью (вычурное слово, вместо того чтобы сказать «лишённые любопытства») или не являетесь одним из бодлеровских сирот, то вы, возможно, спрашиваете себя, выпили или нет трое детей сердечного, которое навязывал им Ишмаэль. Быть может, вы и сами попадали в такие ситуации, когда некто предлагал вам напиток или еду, которые вы предпочли бы в рот не брать, но предлагал вам это все некто, кому вы предпочли бы не отказывать. Или же вас предупреждали относительно лиц, которые будут вам это предлагать, и советовали не проявлять слабодушия, иначе говоря, «отказываться от того, что вам навязывают». О подобных ситуациях часто говорят как о «давлении со стороны окружающих», причём слово «окружающие» относится к тем, с кем вы связаны, а «давление» — то влияние, которое эти люди на вас зачастую оказывают. Если вы горец или же горянка, то есть живете в полном одиночестве в горах, вам легко избежать давления окружающих, поскольку около вас их нету, если только не считать горной козы или козла, которые случайно забрели к вам в пещеру и попытались оказать на вас давление, заставляя вырастить на себе густую шерсть. Но если вы живете среди людей — будь то члены вашей семьи, школьные товарищи или члены вашей тайной организации, — тогда в каждую минуту жизни вы подвергаетесь давлению окружающих и избежать этого не можете, как лодка в море не может избежать бушующего вокруг неё шторма. Если вы просыпаетесь утром в какое-то определённое время, тогда как предпочли бы спрятать голову под подушку и лежать так, пока голод не заставит вас подняться, значит, вы поддаётесь давлению надзирателя или дворецкого, которые будят вас по утрам. Если вы едите приготовленный кем- то завтрак или приготовляете его сами из купленных в лавке продуктов, хотя предпочли бы топнуть ногой и потребовать деликатесов из дальних стран, — тогда вы, стало быть, поддаётесь давлению вашего бакалейщика или повара, готовящего завтрак. Целый день напролёт каждый человек в мире поддаётся давлению окружающих, будь то сверстники из четвёртого класса, которые пристают к вам, чтобы вы шли на перемене играть в мяч, или же цирковые партнёры, балансирующие каучуковыми мячиками на кончике носа. Но если вы попытаетесь избегать любого давления окружающих во всех случаях, то рискуете остаться вообще без окружения. Так что фокус состоит в том, чтобы в какой-то мере поддаться, но при этом не оттолкнуть от себя окружающих, и в то же время поддаться не настолько, чтобы это привело к вашей смерти или иной неуютной ситуации. Задача эта не из лёгких, большинство людей с ней не справляются, и хотя бы раз в жизни это кончается их смертью или иным дискомфортом.
Бодлеровские сироты оказывались в неуютных обстоятельствах за время своих злоключений более чем достаточно, и теперь, очутившись на далёком острове, где выбирать окружение не приходилось, они поддались давлению Ишмаэля, Пятницы, миссис Калибан и прочих островитян, живших в этом новом для детей пристанище. Бодлеры сидели в палатке у Ишмаэля, запивали сердечным пресный, без всяких специй севиче; хотя от напитка у них покруживалась голова, а от морепродуктов во рту оставался вкус слизи, однако они предпочли терпеть все это, но не покидать колонию и самим искать еду и питье. Они предпочли носить белые, чересчур толстые для столь тёплой погоды одеяния, а не придумывать себе одежду сами, и онипредпочли промолчать о не поощряемых здесь предметах, спрятанных у них в карманах (ленте, принадлежащей Вайолет, записной книжке Клауса и Солнышкиной мутовке), но не раскачивать лодку, как и советовал рекомендатель. Они даже не посмели спросить у Пятницы, почему она отдала этот предмет кухонной утвари Солнышку.
Однако, несмотря на крепость кокосового напитка, пресный вкус пищи, не красящие их одеяния и спрятанные в карманах предметы, Бодлеры все равно чувствовали себя сейчас уютнее, чем за довольно долгое время. Хотя детям всегда удавалось найти одного — двух товарищей, где бы они ни оказывались, они, в сущности, не были по-настоящему приняты ни одним сообществом с тех пор, как Граф Олаф создал им репутацию убийц и вынудил их прятаться и маскироваться бессчётное количество раз. В колонии Бодлеры чувствовали себя в безопасности, зная, что Граф Олаф не допущен на остров и его нет рядом, и зная, что их союзников, будь они тоже выброшены на берег, тоже приютят в том случае, если они тоже поддадутся давлению окружающих. Пресную пищу, неприглядную одежду и сомнительный напиток можно было, в общем, считать справедливой ценой за безопасное пристанище, служащее домом, и за группу людей, которые если и не являлись друзьями в точном смысле слова, все же составляли им компанию на такое время, на какое им захочется оставаться здесь.
Шли дни, остров оставался безопасным для детей, хотя и скучно-пресным. Вайолет хотелось бы проводить дни, помогая островитянам строить огромную лодку, но по совету Ишмаэля ей пришлось помогать Пятнице, Робинзону и профессору Флетчеру стирать одежду колонистов, так что в основном она проводила дни около солёных водопадов, стирала белые одеяния и сушила их на солнце. Клаус с удовольствием бродил бы по склону, составляя список всех остатков кораблекрушений, собранных колонистами после шторма, но островитяне согласились с рекомендателем, предложившим, чтобы средний Бодлер не отходил от него круглый день, поэтому Клаус проводил дни, накладывая глину на ноги старику и бегая за новыми порциями сердечного.
Лишь Солнышку дали трудиться в области, в которой она была компетентна, но помогать миссис Калибан с готовкой было не слишком интересно, так как питание три раза в день готовить было очень легко. Каждое утро младшая из Бодлеров получала водоросли, которые Алонсо и Ариель выловили из моря, Шерман и Робинзон промыли в солёной воде, а Едгин и Уэйден высушили на солнце, и, получив, просто- напросто бросала в миски на завтрак. Днём Фердинанд и Ларсен приносили кучу рыбы, пойманной сетями, и Солнышко с миссис Калибан давили ею махровыми ложками, превращая в севиче к ланчу. А по вечерам обе поварихи разжигали костёр и кипятили на медленном огне горшок с диким луком, который собрали Омерос с Финн, и добавляли туда полевые травы, сорванные Брустером и Калипсо и заменявшие им специи, и подавали суп вместе с раковинами, полными сердечного, которое Байэм и Уилла нацедили из кокосов, которые мистер Питкерн и мисс Марлоу нарвали с кокосовых пальм.