Конечная – Бельц
Шрифт:
– Да.
– Ну вот, на сей раз он повел себя более прилично, твой случай… Мы станем придерживаться греческой версии. Для всех остальных ты будешь греком. Так у них не возникнет желания копать глубже. Что ж, будем надеяться… Пойдем со мной. Покажу тебе комнату. Не отель класса люкс, но сухо, а это уже кое-что.
– Спасибо, – проговорил Марк, поднялся и протянул руку хозяину дома.
– Не благодари меня, – недовольно заметил Карадек, тем не менее пожав Марку руку. – Ты не за спасибо будешь здесь жить. Работы невпроворот, приступаешь завтра, прямо с утра.
Карадек с Марком прошли в столовую. Дверь оттуда вела в маленькую
– Погоди, я сейчас.
Марк остановился посреди столовой, разглядывая обитые бархатом потертые диван и два кресла, стол под лестницей, ведущей на второй этаж. Он сделал шаг к шкафу: на полках вперемешку громоздились журналы, учебники, разные книжки. Журнал «Шасс-Марэ» о море и рыболовстве, старый сатирический «Крапуйо», местный «АрМан» о жизни и культуре Бретани, потрепанные романы Сименона и Кефелека… Когда Карадек вернулся со второго этажа в столовую, Марк листал «Остров сокровищ» Стивенсона.
– Можно взять?
– Конечно. Будь как дома. И постарайся поспать. Завтра подъем в четыре. Вот, держи: выпей, как только проснешься. Две таблетки на стакан воды.
Карадек протянул ему коробочку дифенгидрамина.
– Это отчего?
– От морской болезни.
Моряк уже поднимался по лестнице, когда Марк окликнул его:
– Месье Карадек!
– Да?
– Меня зовут Марк Воронин.
Карадек остановился и ненадолго задумался:
– Воронис. Маркос Воронис. Больше похоже на греческое имя. Кратко – Марк. Пойдет?
– Да.
– Хорошо. Тогда по койкам.
Карадек поднялся к себе в спальню. Марк развесил свои промокшие вещи на стуле и на двери, голышом скользнул под одеяло: белье попахивало затхлостью. Он не успел прочитать и трех страниц «Острова сокровищ», как его сморил глубокий сон.
– Можно уже идти?
– Подожди пока.
– Мы ждем уже больше получаса, только теряем время.
– Двигатель должен остыть. Я-то что могу сделать?
– Вася, давай я полью колеса бензином, подожгу, и все сгорит.
– Ясное дело. Но мы не просто сожжем машину, мы обратим ее в пепел. Ни одному даже самому ушлому полицейскому не удастся определить марку.
Василий внимательно посмотрел ярко-синими глазами прямо в глаза Анатолию.
– Я хочу, чтобы эта чертова фура сгорела дотла. Ты обольешь из канистры кабину, колеса, двигатель, прицеп – весь, включая крышу. А после мы все подожжем. Но если ты, как делают полные придурки, плеснешь бензина на горячий мотор, один шанс из двух, что все рванет!
Анатолий курил сигарету и невозмутимо смотрел на Василия.
– А поскольку именно тебе придется бросить спичку, и я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, то повторяю: жди.
– Ладно. У тебя все? – сердито отозвался Анатолий и схватил канистру, из которой подтекал бензин.
– Да, у меня все.
– Тогда я пошел.
Он поднялся и направился к борту грузовика.
– Толя!
Не оборачиваясь и не отвечая, мужчина забрался в кабину. Над пустырем занимался рассвет. Ирина сидела на куче камней, прижавшись к Марку, который пытался ее согреть. Они час с лишним искали спокойное место и, объехав отдаленные уголки пригородов, наконец обнаружили этот заброшенный завод. Огромный задний двор подковой опоясали безликие корпуса с каменными, разрисованными граффити стенами.
Анатолий подошел к кабине грузовика и заглянул под капот. Василий не спускал глаз с товарища, который сжимал в кармане коробок спичек, готовый в нужный момент поджечь машину. Он повернулся и окинул Ирину отеческим взглядом, как вдруг раздался мощный взрыв, дохнув в его сторону струей горящего топлива. Василий пригнулся и отскочил назад: огонь обдал его невыносимым жаром. Он бегом обогнул машину, прикрывая лицо рукой.
– Толя!
Василий всматривался в землю за фурой в страхе увидеть извивающееся горящее тело товарища.
– Толя!
– Я здесь… – раздался голос у него за спиной.
Анатолий валялся на спине в кустах. Волосы у него почти обгорели, его лысую голову покрывали черные обуглившиеся бусины; от бороды, бровей и волос на руках также ничего не осталось. Воздух пах паленой щетиной.
– Господи, Толя!
– Рановато я бросил сигарету… Но ничего.
– Видел бы ты себя сейчас!
Они захохотали и обнялись. Машина пылала, как игрушка из бумаги, от нее шел густой черный дым и резкий запах горелой резины.
– Пора смываться, и побыстрее.
Четыре беглеца, перекинув сумки через плечо, поспешили покинуть пустынную промышленную зону, омытую мягким оранжевым заревом первых лучей восходящего солнца.
С момента захвата фуры они ехали без остановок, за исключением одной, в Австрии: там они заправились и набили сумки бутербродами, шоколадными батончиками и пакетами сока. Они соблюдали скоростной режим, изо всех сил стараясь его не нарушать. Миновав баннер «Добро пожаловать в Германию!» на скорости сто тридцать километров в час, они осознали, что едут по Европе и наконец свободны. Миновав восточную границу Франции, они оказались в городе с труднопроизносимым названием Мюлуз и решили, что здесь своему путешествию на грузовике они и положат конец.
Ранним утром, пока в воздухе еще чувствовалась прохлада, они битый час пробирались к центру города безлюдными улицами. Кафе «Спорт» напротив вокзала стало последним перед расставанием пунктом их совместного путешествия. Широкие витрины кафе с голубой неоновой вывеской, на которой одна буква не горела, были обклеены концертными афишами, небольшими объявлениями, прайсами на бытовые услуги. Подсветка ступеней отражалась в зеркалах на стенах кафе, заливая зал голубоватым светом, придававшим лицам посетителей мертвенный оттенок. Изображение на настенной плазменной панели зависло на одной и той же рекламе – фирмы «Рапидо», выпускающей трейлеры и фургоны. Владелец заведения, напоминающий тыкву, в рубашке с закатанными рукавами поджидал клиентов с видом гладиатора, готовящегося к схватке со львами. Сильный запах хлорки не перебивал густой вони застарелого пота и табачного дыма, въевшейся в обивку мебели и бордовую ткань, которой были оклеены стены. Беглецы, расположившись в глубине зала, как можно дальше от всех, тихо переговаривались и маленькими глотками пили горячий шоколад.