Конечная остановка: Меркурий
Шрифт:
3
Выговор “с занесением” я, конечно, схлопотал. За потерю пяти бойцов и трех машин.
— Ты выглядишь обиженным,— ласково улыбнулся Зубов, когда я ознакомился и расписался.
— За этих пятерых меня, наверное, пороть электрическим кнутом надо или вообще шлепнуть из убийцера. Впрочем, вы, Игнатий Поликарпович, уже столько сотрудников потеряли, что и веснушек на носу вашей секретарши не хватит для подсчета числа. Значит, перед вами я не слишком провинился. Вот сдается мне, вы немножко суетитесь оттого, что концерн “Вязы” как-то макнул нос в это дело. Без вести пропавший директор Медб К845 как бы взывает к нам: самая большая аномалия прописалась в правлении концерна.
— Что ты такое говоришь? Окстись. Директор Медб — это твой сон. Запроси справочную службу концерна, и про снившуюся тебе персону услышишь только: не было и нет. Даже, если ты пролезешь в файлы концерна со своим кибердружком, результаты не порадуют тебя. А в префектурных картотеках “вязовцы” вообще не числятся. Уверен, если даже связаться со столичными банками данных, то окажется, что гражданин Медб К845 лет двадцать назад сыграл в ящик, поперхнувшись острым соусом, или бесследно исчез в кольце Сатурна, и с тех пор его никто не видел и не слышал.
— С таким прогнозом полностью согласен. Враг-то не дремлет. Да только нам как раз и следует распутывать такие узелки.
Вид у Зубова стал вялый, как у мокрого белья на веревке. Должно быть, пустил к себе в экраны хайратника какой-то мультик и потихоньку начал “отпадать”.
— Разборки в “Вязах”, да еще на таком уровне… Нам в них рога совать не стоит — обломаются. Вязовцы тебе на дверь уже указали — мало что ли? Надо, чтоб еще и с лестницы спустили? Полное и безоговорочное стирание директора означает, что они в нашей помощи не нуждаются. Сами обделались, сами подотрут. Да тебя воротить должно от этого гадючника.
Вялотекущие слова Зубова где-то застряли и совсем перестали поступать к народу. На какое-то время он переключился с меня на мультик, но когда я активно закашлял, слова снова зазвучали.
— Что же касается налета на караван, то запроса от “Дубков” мы пока что не дождались. Если они подозревают “Вязы”, то, скорее всего, начальства обоих заведений встретятся где-нибудь в Хунахуна и, натрахавшись с электробабами да накушавшись лягушек в шампанском, подпишут замирение. Мы же со своей стороны все необходимое предприняли и, как только твой старатель очухается, примерно выпорем его да упрячем в тюрягу на многие лета.
— Они трахнут электробаб, а мы в очередной раз сами себя. В социальном смысле, конечно… Есть же еще Нур. Который работает на “Вязы”. Его же мы допросить обязаны.
Начальник изнемогал от меня, как от вида лужи с блевотиной посреди банкетного зала, он хотел срочно от меня избавиться.
— Терентий, ты прямолинейный, будто столб, ты — схематик, мать твою Мамальфею за ногу. На Меркурии так нельзя. Тут нелинейные зависимости. Требуется как можно меньше ковырять носом чужой зад… Ну, попробуй, ну, пообщайся с этим самым Нуром. Только никаких санкций-шманций я тебе не дам.
Легко сказать — попробуй пообщаться. Предложение явно рассчитано на то, что я в своих бесполезных усилиях быстро дойду до изнеможения и откажусь от затеи. Концерн “Вязы” — это государство в государстве, причем очень непрогрессивное (или слишком прогрессивное). Никаких справок оно не дает. “Вязы” имеют помимо собственной милиции собственные деньги (“повязки”), магазины, больницы, жилища. Проникнуть туда можно только на манер иностранного шпиона. А нынче любой шпион начинает с дальней технической разведки.
Вызвал кибероболочку, малый Тереха явился на экран бодреньким Джинн Хоттабычем.
— Слушаю и повинуюсь.
— Кого ты слушаешься, чему повинуешься? Как же ты допустил, что бедный директор по имени Медб был стерт из памяти народной, будто он блоха какая-то?!
— Как у тебя обычно, вопрос не по адресу. Ты же знаешь, что я соцвред, кибернетический элемент. Поэтому кричать на меня не надо. Я ведь обязан пользоваться твоим кодом доступа, то есть, везде оставлять твою визитную карточку. Значит, ты бы мигом засыпался и по возвращении из славного похода тебя бы поджидал арестантский воронок. А стал бы я самостоятельно активничать, меня тут же бы стерли на всех информационных носителях.
— Хорошо, отнекиваться ты научился, будто не кибернетический вовсе, а самый что ни на есть белковый и настоящий. Я был о тебе лучшего мнения. Чего стоит этот треп про код доступа. Да с моей “визитной карточкой” любой дурак себя обезопасит…
— Ну-ну,— оборвал меня Тереха-малец. — Неужели у моего большого брата длинный язык и короткий ум?
— Помоги мне выволочь из гнезда на холодок сотрудника “Вязов” с имечком Нур. Мы отправимся вдвоем в информационную среду, но я воспользуюсь чужими, то есть ворованными кодами доступа, мне запечатлеваться нечего. Если все сложится удачно, я тебе прощу недисциплинированность и ссыкунство.
— Опять же ты неправ,— упирался Джинн Хотабыч, будто и вправду живой. — Персональная слежка напрочь запрещена.
— Чего-то я не слышал о таком. Я же следователь.
— А санкция на компьютерное дознание, господин старший брат? Ну, где она, где?
— Ты загоняешь меня в тупик и торчишь от этого, небось какой-нибудь модуль радости засверкал сейчас, как алмаз. Совесть ты имеешь, киберишка? Ведь если она есть у меня, у тебя она тоже должна проклевываться.
— У меня, у тебя. Вот именно. Не хочу я искать человека, зная, что это нанесет ущерб его здоровью.
— Да только Нур уже нанес непоправимый ущерб здоровью двух десятков людей.
— Это неочевидная истина. А то, что ты повредишь его здоровью — истина вполне очевидная.
— Так вот послушай меня, пучок дурных сигналов, крючкотвор, законник. Если ты не поможешь мне скоренько найти этого Нурдурдура, то я, как горячий парень, полезу на рожон. И это может плохо, даже летально для моего здоровья кончиться. Не забывай, ты ведь все-таки мой напарник.
— Ну, допустим. Лезть на него не стоит. Согласен принять с некоторыми оговорками.