Конечная остановка (сборник)
Шрифт:
– Пожалуйста, – пробормотал он и попытался поднять Баккенбауэра – профессор не сопротивлялся, но сдвинуть его с места Виталий не смог и оставил в покое. Он отошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу и долго глядел в университетский двор. У подъезда стояли три полицейские машины и «скорая». Из здания вынесли носилки с телом, накрытым черным полиэтиленом. У машин столпилось довольно много народа, вот и репортеры прибыли, несколько человек с камерами пробились вперед и снимали. Виталий вспомнил, как его самого атаковали репортеры в день, когда… Наверно, сейчас и на телефоне Баккенбауэра множество «неотвеченных звонков». Наверно, он только вечером обнаружит, что его искали, и что на самом деле он на каждый звонок отвечал, только сейчас еще не знал об этом…
Если темное вещество всколыхнулось… впрочем, откуда Виталию было знать, что происходило с веществом, соединяющим миры, когда обрывались старые или возникали новые психологические связи? Возможно, происходила релаксация и пространство-время «успокаивалось», возвращаясь в состояние равновесия – мгновения, минуты, часы… вряд ли этот процесс занимал сутки, но, с другой стороны, его личный опыт – еще не показатель… может быть, более сильные эффекты… что может быть сильнее смерти человека… даже если это человек… разумное существо… из другой вселенной… да, может, более сильные эффекты, если они вообще случаются, требуют и более длительной релаксации, и тогда взаимодействие темного вещества с обычным усиливается настолько, что его можно обнаружить не только на уровне подсознания или сознания, но и в прямых экспериментах, например, на том же коллайдере – вот о чем надо поговорить с Эндрю… сначала посчитать, этот эффект можно оценить, если принять в качестве граничного условия…
Что-то тяжело упало, и Виталий обернулся – он представил себе, что мальчик потерял сознание, думал, что увидит… но это оказался профессор: Баккенбауэр нелепо развалился на полу, уткнувшись головой в ноги Линдона, а тот пытался встать, помочь, ему было трудно, он поднял взгляд на Виталия – измученный взгляд взрослого человека, оказавшегося там, где он совсем не хотел быть, но пришлось… да помоги же!
Вдвоем они подняли профессора и перенесли на диван. Голова Баккенбауэра болталась, он бормотал что-то, а когда его уложили, открыл глаза и, будто ничего не случилось, сел. Внимательно посмотрел на стоявшего перед ним Линдона (Виталия он игнорировал) и сказал твердо:
– Линдон, дорогой, я отведу тебя в палату, тебе нужно отдохнуть. Все будет хорошо. Ты меня понимаешь?
– Конечно, профессор, – улыбнулся мальчик.
Баккенбауэр кивнул, отвечая не столько Линдону, сколько своим невысказанным мыслям, и произнес, так и не посмотрев в сторону Виталия:
– А вас я попрошу удалиться и, надеюсь, нам никогда больше не доведется встретиться. Ни здесь, ни в суде.
Виталий пошел к двери, ощущая спиной чей-то взгляд, но не мог сказать, кто на него так пристально смотрел: Баккенбауэр или Линдон.
Если время релаксации не меньше нескольких часов, то профессору сегодня еще придется… и мальчику тоже. И кто-то из них наберет номер телефона Виталия, непременно наберет и скажет: «Мистер Дымов, помогите…»
Виталий вышел и закрыл дверь.
– Все в порядке? – услышал он знакомый голос, и крепкая рука взяла его за локоть.
Мэнтаг. Кто еще мог терпеливо ждать Виталия в коридоре?
– Я думал, вы внизу, где…
– Только меня там не хватало, – пожал плечами детектив и повел Виталия к лифтам.
– За что? – Виталий не сопротивлялся, ему просто хотелось ясности. – Вы меня опять задерживаете?
– Ах, оставьте эти глупости! – Мэнтаг говорил, конечно, по-английски, но Виталию почудился в этой фразе типично одесский акцент. Странное все же у меня восприятие, – подумал он.
– Оставьте, оставьте, – повторил детектив, и Виталий только теперь понял, что говорил Мэнтаг действительно по-русски, нараспев, пробуя произнести слова с разными интонациями. Получалось у него не то чтобы плохо, скорее нелепо и… нет, не смешно, скорее глупо.
– Откуда вы…
– Действует, да? – детектив перешел на родной английский. – Меня этому Арик Мильштейн научил, когда мы в патруле служили. Если с человеком неожиданно заговариваешь на его языке, он мигом приходит в себя.
Они подошли к лифтам, и Мэнтаг нажал кнопку «вниз».
– Нет, – сказал он, – я вас не задерживаю. Но я хотел бы знать, о чем вы совещались с профессором.
– Мальчик больше не аутист, – сообщил Виталий.
– Я и сам понял. Реакция на стресс? В любом случае – это облегчит ему жизнь.
– Может быть… Не уверен.
Двери лифта разошлись, и они вошли в кабинку. Мэнтаг скользнул взглядом по кнопкам и не нажал ни одной. С тихим шелестом двери сомкнулись, лифт не двигался.
– Это все? – вежливо осведомился детектив, прислонившись к стенке кабины в таком месте, что, не отодвинув Мэнтага, Виталий не смог бы нажать кнопку. Лифт стоял.
– А что вас интересует? – вопросом на вопрос ответил Виталий, вспомнив старую, советских еще времен, миниатюру Карцева и Ильченко. Когда-то, наверно, это было актуально… Странная штука – память.
Мэнтаг изучающе смотрел на Виталия.
– Ваш адвокат… Спенсер. Быстрый малый, вы, должно быть, платите ему немалые деньги?
Имело ли смысл отвечать, или лучше дождаться, когда Мэнтаг, наконец, договорит то, что хотел сказать?
– Пока вы беседовали с профессором, он объявился в офисе Макинтоша. Можете себе представить, как тот был рад.
Дальше, Господи, что же он тянет?..
– А оттуда сразу пошел к судье Джексону, благо надо было лишь подняться на три этажа.
Что затеял Спенсер, и ведь не сказал ни слова…
– Адвокат подал прошение об освобождении мисс Гилмор под залог, – сообщил Мэнтаг, глядя Виталию в глаза и ожидая его реакции.
– Под залог… – Виталий понял уже, что хотел сказать детектив, но еще не верил, и потому реакция его оказалась не такой бурной, на какую, возможно, рассчитывал Мэнтаг. – Но ведь судья постановил оставить Ай… мисс Гилмор до суда… потому что…
Виталий не мог заставить себя закончить фразу: «потому что по обвинению в убийстве первой степени под залог не освобождают». Мэнтаг кивнул.