Конечная остановка
Шрифт:
С определением точных императивных формулировок, заставляющих его категорически действовать и командовать порядком действий соратников, Евген затрудняется. Со всем тем он неизреченно предчувствует и ощущает, что в его замыслах есть что-то иррациональное, любительское. Совмещено оно с рациональным, резонным пониманием иного возможного нечто, которое парадоксально смешавшись с профессионализмом, реально сулит технологичный успех. Впрочем, с усмешкой признавался он самому себе, тактико-технически шансы у них невелики, чтобы осуществить задуманное в аналоге давнишней "журналерской болтовни
Не в пример реальнее вызвать на выручку вечно воскресающего киношного Терминатора, который придет и строго спросит:
Who is Lukashenko here?.. Скажите, как его зовут?.."
С Вольгой, взявшей себе оперативный позывной "Любка", Евген тепло попрощался на окружной дороге у белорусской столицы. "Крещенье по европейскому календарю, мороз, север..." Так из Вольгиной "лады" он в предутренних очень морозных сумерках пересаживается на "фольксваген" к Кастусю Майорчику; тож Костя Кинолог с позывным "Акба", который входит в тот же третий круг.
"Выспаться, байдуже, в лучшем виде сумею апосля, днем на Бековой хазе в Смолевичах. Тамотка и с нашим Корнеем закрытую оперативную связь поддержу онлайн. Ну, а как стемнеет - в Менск, стремно, по нахалке и по дядечкиной наводке..."
– Кастусь! Двигаем на рекогносцировку вокруг да около аэропорта Минск-2 и свободной, бег-бег-бег от налогов, экономической зоны с ограниченным доступом. Содействовать мне не передумал, брате?
– Як скажешь - так и буде, уважаемый Ген Вадимыч!
– уверенно тряхнул головой Костя Кинолог.
– Э не, братка, уважаемые бывают только у ментов, - компетентно поправил собеседника Евген, - коли в сам-речь уважительно по-белорусски, то лепей быть многоуважаемым аль глубокоуважаемым.
Но мы - зараз безобидные интеллигентные белорусы. Вось тады тебе, хлопец, 400 евро на амортизацию и на текущие расходы по интеллидженс сервис.
Ни много, ни глубоко план на сегодня таков. С утреца круть-верть, днищем скок по лесным проселочным дорожкам, по снегу, слева от магистрали, поворот на дачный поселок "Авиатор". Потом направо, прошу пане, за магистраль в леса, - лыжня, колея, база, клиренс, - глянем на проходимость твоей тачки "фольксваген-пассат". Затем с попутным ветром в райцентр Смолевичи, откуда заберешь меня до стольного Менску в 18.00. Работаем зараз по GPS-навигатору и по реальной местности. Лепота?
– Нет вопросов, босс, сэр.
– Кстати, озвучиваю мою командирскую благодарность за ультразвуковой свисток, Кастусь. Свояку свояка не видно издалека...
Подобно первому нелегальному визиту на Беларусь в конце ноября прошлого года Евген вновь замаскировался под затруханного, всем безвредного безнадежного интеллигента-очкарика. Ажно по-свойски галстук в полоску этаким широченным узлом завязал под горло на клетчатой бумазейной рубахе. В придачу к поношенному кургузому пиджачку, стеганой курточке и утепленным джинсам, похоже, купленным в Ждановичах. Разве что полярная зимняя обувка с электроподогревом и специальное термобелье малость не соответствуют безденежному интеллигентскому облику, но это - никому не заметные издали мелочи.
Евгена
Веселуха, однако. Коли поставец не подсвечник и не светец. Вось деду Двинько на заметку в секретный словарик писарчуковских ляпов и ляпсусов. И додать: хандра не хондроз".
Глава шестьдесят шестая
Зимние оттенки в крещенский вечер
В знакомый двор под арку с улицы Ульянова они с Костей Майорчиком въехали затемно, незаметно, почитай, без вражеского обнаружения. Крепкий январский морозец не дозволяет кому-либо проявлять праздное и досужее вечернее любознание на скамеечных наблюдательных постах у подъездов и на детской площадке. "Вось нам и вам, соседи, месяц студень, по-христиански эпифания-крещенье, тайная вечеря у Двинько".
Возвращаясь на родное пепелище, Евгений Печанский вовсе не испытывал каких-нибудь ностальгических сентиментальных чувств по временно утраченной родине. Отчужденно, не замечая, смотрел на промельки уличных фонарей на проспекте, взирал бесстрастно на проблески и блики рекламных огней большого города, на прошлогодне-новогоднюю иллюминацию родимой столицы. В сходной душевной настроенности и боеготовности он когда-то летом ехал по освобождении из тюрьмы на конспиративную квартиру по этому же, двойному адресу Ульянова-Ильича. И в этот раз доступ к родным ларам и пенатам на четвертом поверхе в собственной пятикомнатной квартире он себе императивно запретил.
Евген ускоренно поднялся по темной лестнице на пятый этаж по соседству, легко постучал во внешнюю дверь двиньковского жилища, тотчас отворившуюся ему навстречу, и сразу вошел в неярко освещенную прихожую. Пожал протянутую руку Вольги Сведкович. Пока она за ним молчаливо ухаживала, улыбалась, принимая неброские зимние одеяния, вернулся на лифте Михалыч, умело восстановивший лестничное освещение снизу доверху. Все свои, не чужие, вот-таки за въезжающими во двор деликатно наблюдали, его здесь благожелательно ждут.
– Ген Вадимыч! Наше категорическое, вам и нам! С возвращением вас и с наступившим Новым годом, будьте благонадежны!
– Алексан Михалыч весьма радушно, энергически поприветствовал желанного гостя.
– Переодеться комильфо к званому обеду, не желаете ли, спадар Евген? Не обессудьте, я тут кое-что приготовил из вашего личного гардероба, коли вы просили присмотреть за неким жильем-бытьем по-соседски.
Вот тут-то всякое подспудное напряжение оставило Евгена. Все ж этаки он почти дома, у Михалыча-то в гостях! Не грех и расслабиться облегченно в приятном обществе. "Под грифом "совершенно секретно, ограниченный круг избранных лиц! не вельки, але почестны..."