Конечная остановка
Шрифт:
Евген ни полслова не проронил. Он по-другому отреагировал на разоблачение. Ни слова не проронив, достал из кейса свою большую тетрадь, чернильный "паркер" из внутреннего кармана пиджака. Сделал пометку на первой зашифрованной странице, перелистнул гроссбух и несколько строк в той кодированной абракадабре жирно так перечеркнул золотым пером. Медленно отвернулся в сторону.
Смотрел он отстраненно, индифферентно в окно, во двор. Но ничего там, верно, не видел. Или мысленно обозревал иной антураж или стаффаж.
Какие тут слова и дворовые пейзажи!
– сообразил
– Прошу прелестно отметить, - вновь невозмутимо заговорил Шабревич, будто ни в чем не бывало, - ваши, Евген и Тана, пальчики деликатно обнаружились на конторских пластиковых файлах одного и того же дизайна. Их вы вполне могли касаться по роду и по природе вашей офисной деятельности. В них-то и был с деликатностью упакован подложный героин.
Афганская наркота, напоминаю, из одной и той же крупной афганской партии, от талибов. Часть ее непонятным образом была расхищена из ментовского хранилища перед липовым актированием.
Основных доказательств, надеюсь, вам хватит? Могу также документально предоставить сведения о личных контактах товарища полковника Бельского Ф. Т. с руководством спортклуба и общества содействия работникам правоохранительных органов и спецслужб.
Это тебе, Ген Вадимыч на заметку, откуда раптам взялся сомнительный ПМ в багажнике твоего джипа.
Думаю, для Генпрокуратуры и Мингорсуда данных моего адвокатского расследования также стало бы юридически достаточно. Разумеется, в каком-либо социально ответственном правовом царстве-государстве.
Хотя гражданочку Бельскую Е. Е., а также гражданчика Бельского М. Ф. едва ли удастся где-либо, когда-либо привлечь к уголовной ответственности за организацию и участие в преступной группе. Родственные связи, знаете ли. То и значит, что именно родные.
За вами слово, Тана и Евген, - адвокат Шабревич каким-то неуловимо юридическим голосом, точно в зале суда к присяжным, обратился к подзащитным, доказательно объединив оба формально отдельных следственных дела в одной речи защитника на открытом уголовном процессе.
– Не спешите, подумайте, поразмыслите, что из моих разоблачений нам пригодиться обнародовать, предать гласности на завтрашней пресс-конференции трех уже широко известных белорусских политзаключенных, включая сердечно вашего частного поверенного, некоего Льва Шабревича из Минска.
Вось вам коллизия! Как скажете, мои прелестные подзащитные, так и будет!
Ни Евгений Печанский, ни Татьяна Бельская ни о чем дополнительном или уточняющем адвоката Шабревича не расспрашивали. Данных и вводных к судьбоносным размышлениям им более чем довольно. И того более, когда подтверждаются старые подозрения и непроизвольно, по-иному, властно всплывают в памяти прежние акты и факты.
Евгену по-новому припомнился его последний разговор с боссом Птушкиным в канун отпуска на Канарах. Те самые пыльные папки и гроссбухи на тележке.
"В шерсть и против шерсти! Там и там наркота треклятая... Ну держись, Марьян Батькович!"
В то же самое время Тана восстановила детально, как однажды ее свекор Феодосий любознательно выяснял, с кем из влиятельных грантодателей она планировала переговорить на гендерной ооновской конференции в Нью-Йорке.
"Вместо Америки в Американку х...ву запердолил, сука гебистская! Клянусь, не на кичу, а на пику ты у меня сядешь, п...юк Хведос Теобальдович!"
Затем Татьяне Бельской почему-то пришел на память самодеятельный дурацкий плакатик у них на фирме в коридоре на первом этаже. Какой-то диссидентствующий умник регулярно и анонимно вывешивал там на доске объявлений:
"Граждане Республики Беларусь, которые плохо себя вели в этой жизни, после смерти опять попадут в РБ"...
Тана благожелательно и мечтательно улыбнулась собственным мыслям. Прежних бессильных чувств гнева и возмущения у нее как не бывало. "Пропади они там, в Белорашке, пропадом!" Наоборот, сейчас она испытывает приятную расслабленность, ровно бы после секса или хорошо выполненного дела.
В свою очередь Евген ощутил удивительную легкость бытия, словно с его плеч Лева убрал гнетущую тяжесть многих несогласованных событий, разрозненных актов и раздерганных контрактов. Все и вся прочно встали на единственно верные места. Досадные, неприятные несовпадения и нестыковки сняты. "Баланс сведен копейка в копейку! Дело в шерсть за малым: ладно оформить документы и самому себе сдать отчет о проделанной работе".
За импровизированном на скорую руку файв-о-клоком в Дарнице консенсусом Тана и Евген сообщили о своем совместном решении Льву Шабревичу. Они оставляют на его озадаченное рассмотрение, какие факты в активе завтра огласить для киевских и иностранных журналистов. А что следует неизреченно уложить в фигуре умолчания, исходя из юридических и политических околичностей в пассиве.
– Так-таки ви будете во всем за меня согласны?
– с хитрым жидомасонским акцентом переспросил Лева.
– Угу, в шерсть, на кухне, в тесноте и без обеда, - за двоих цитатой пошутил Евген без тени улыбки.
– Гайда, поехали, панове! Пан Андрюха Глуздович к раннему ужину чакает нас в Семиполках.
Глава тридцать восьмая
На повороте наших лет
Лев Шабревич, прекрасно отужинав, все-таки позвонил деликатно и конфиденциально Алесю Двинько в Минск. Не желательно бы его беспокоить, но надо по-дружески посоветоваться, чего делать-то. А также отрапортовать о самочувствии подопечных.
О том, что мстительно замышляют, очевидно, и Тана Бельская, и Евген Печанский, ему не хочется ни думать, ни предполагать что-либо конкретное. Чему быть, того не миновать.
"Оно вам неизбежно. Что в минувшем бесповоротно, в текущем произвольно, что в предстоящем..."
Со всем тем Шабревич нисколько не желает пустить дело и чисто конкретные уголовные дела на самотек. Он твердо намерен удержать ситуацию под юридическим контролем. В фарватере действующего белорусского законодательства.