Конечная остановка
Шрифт:
"Стечкин" на предохранитель он не ставил, держал ствол под полой черного кашемирового пальто и гранату РГД за пазухой, во внутреннем кармане пиджака не трогал.
Вышел из машины, тихонько прикрыл дверцу. Прошел спокойно к трехэтажному особняку босса Птушкина, предварительно разобравшись с набором отмычек и немудреным замком на садовой калитке.
Никакой такой барбос не повстречался Евгену по пути. Пришлось свистнуть ультразвуком нерадивому стражу. Черный лохматый пес радостно прискакал знакомиться, снюхаться с хорошим человеком, принял искомое духмяное лакомство со снотворным
"Тут-то тебе и счастье подвалило, Марьян мой Птушкин, кандидат в покойнички!"
– ...С тобой только за смертью посылать, Печанский!
– вот-таки нашел Марьян через силу нужные слова и выдержанную смелость с хрипловатыми паузами.
– Другую неделю... тебя за городом дожидаючись... каждый вечер... як стемнеет, чакаю... знянацку со зброей...
Понемногу бывший Евгенов босс успокоил судорожное дыхание, заговорил произвольно, связно излагая давно заготовленную речь и собственную подробную версию всего ранее произошедшего. Вооруженное недружественное молчание Евгена его вразностай не смутило, к нему коварный Птушкин также оказался готов. Если не стопроцентно снаружи и внутри, то уж точно, не менее девяноста пяти процентов тылового обеспечения в его распоряжении имеется.
Евген обнаружил Марьяна в кабинете на втором этаже однозначно пустого дома. Зато эксклюзивного вида шикарный емкий кейс на антикварном письменном столе под руками у Птушкина явственно содержит нечто, имеющее непосредственное отношение к их вечернему рандеву и уединенному рауту на двоих.
"Скорострельный пистолет-пулемет с добрым магазином на полсотни зарядов или что-то иное? Дробовик кучей? Неужто надеется меня опередить, долбень?"
– Не с тобой мне значно тягаться, Евген Вадимыч. Коли всякая волына у тебя к рукам. Вижу, вон под полой мне угрозу. И прощать кого-нибудь безнаказанно не в твоих правилах, насколько мне ведомо и неведомо. Як, мол, и так...
Да будет тебе благовестно, - перешел на деловую российскую мову Марьян Птушкин, - здесь у меня в чемодане двести восемьдесят тысяч баксов, наличными в евро и юанях, мелкими и крупными билетами. В обмен, стал-быть, на мирное сосуществование и экономическое соревнование, буде твое желание и добрая воля...
Евген покамест ничего не ответил по предложенному обменному курсу деньги за жизнь. Почему бы по умолчанию не дать выговориться всегда и во всем хорошо осведомленному Марьяну? Уж кого-кого, но его он прекрасно знает не один год в аудите совместного корпоративного бизнеса. Торг за надежду выжить всюду уместен.
– Простить меня не прошу, Вадимыч, на то не надеюсь. Человек человеку грехи не отпускает. Но мое от сердца покаяние прими, не погнушайся, выслушай добросердечно и пойми мое неразумие.
Знаю, если возьмешь налом, чистоганом, то убивать не станешь. Расскажу покаянно, чего мне известно. А ты уж сам решай, что выбрать.
Признаюсь, очень обидно мне стало, когда вдруг дознался, доложили доброхоты - ты от меня уходишь-де в собственное дело. Как так! Я ж его всему научил, просветил, посвятил, к большим делам допустил. И терять ценного сотрудника жаль, и мощного конкурента заиметь ай нежелательно.
Я
Поначалу подставлять тебя и не думал, конкретных планов не вынашивал. Просто переживал огорченно, обижался в мыслях, без слов. Надоумила меня, верно, не в добрый час, моя лечащая врачиха Евдокия Бельская.
Тебе известно, треклятым простатитом я маюсь Бог весть сколько лет. Задницу предъявлять к досмотру, на профилактику мне приходится, увы, намного глубже и чаще, чем со скрежетом зубовным посещать стоматолога.
Хочу сказать, Вадимыч. Нередко долгие клиентские отношения между врачующим и болящим становятся особо доверительными. Паче чаяния, коль скоро хронический пациент в срачицу более чем платежеспособен, а медицинские услуги предоставляются далеко не на общих бюджетных основаниях.
Так вот и вот так-то доктор уролог Бельская Евдокия Емельяновна приватно обратилась ко мне с просьбой добыть ей по сходной цене весомое, по уголовному кодексу, количество наркотиков. Оплата, конечно, наличными, но не для перепродажи или в каких-нибудь ректальных терапевтических целях. Но заговорщицки поведала, как и кого она задумала клинически убрать с глаз долой из фирмы вон. Долой ее из семейного бизнеса! На невестку Татьяну, надо полагать, свекровь Евдокия долговременно сердце держала в заговоре и сговоре с тем еще благородным семейством господ Бельских.
Забегая вперед скажу. Оперативная стенограмма кое-какого общесемейного кухонного совета после свидания двух кузин в тюрьме у меня найдется.
Дурной пример заразителен, а уж каждодневные навязчивые идеи тем паче!
– вошел Марьян во вкус и содержание исповедального изложения Евгену, неизменно пребывающему в грозном безмолвии, не отводя твердого прицельного взгляда.
– Думал я, думал неприкаянно тебя заказать даже, кому-нибудь по старым связям, огнестрельно. Однако-инако, одумался, опомнился, в дурь не кинулся. Не мне, мол, многогрешному, стремглав решать, кому жить, кому помирать до срока, каждому отмеренного свыше.
Вопрос и раздумья, глядь, сами собой разрешились, когда мы с тобой, Ген Вадимыч, глубоко изучали неблаговидные делишки, помнишь, фирменных торговцев сомнительными пищевыми добавками с наркотой вперемешку. Им менты-оборотни, поскольку я раскопал, окучил, приватно предложили на реализацию якобы актированный героин. Те открестились благоразумно, а я, дурень, взял себе через надежного посредника примерно с полкило. Большую часть переуступил Евдокии, а остаток для тебя собственноручно приготовил, прилежно расфасовал в пакетики с твоими пальчиками, да и разместил тихенько.
Пойми, Ген Вадимыч, не прости, но попросту возьми в толк. Долго-долго гноить тебя в тюрьме, на зоне, чтобы тебе париться со всякой шантрапой по народной статье до помрачения ума и амнистии, у меня и в мыслях не было. От силы месяца-два под следствием. Затем суд, где дело должно было развалиться в пух и прах, разделанное подчистую таким адвокатом, как наш с тобой Лева Шабревич.
Упокой, Господи, со святыми его грешную душу, и даруй всем нам, грешникам, твое прощение, - накоротке меленько осенил себя крестным знамением Марьян Птушкин.