Конечно, беременна!
Шрифт:
До этих упругих полушариков, в которые впечатывается моя рука, вздернутых сосков, способных прочертить на моей коже огненные полосы даже сквозь топ и рубашку, от того даже, как она пытается ухватить зубами мой язык, не позволяя ему делать то, что я уже при всем желании не могу остановить.
Впервые понимаю, что язык во рту действительно может быть настоящим сексом.
Все мои вкусовые и остальные рецепторы усилены в тысячи раз, а у нее внутри так жарко и так влажно, что это просто сводит меня с ума.
Забросив ногу Карамельки себе за спину, впечатываюсь
И как безумный начинаю трахать ее рот языком, сходя с ума от хлюпающего звука и глухих стонов, которые Карамелька, подрагивая под моими руками, начинает выдыхать мне в самое нутро, заставляя его вибрировать.
Сейчас меня уже ничему не остановить.
Ни землетрясению, ни торнадо, ни самому Папе Римскому, если он вдруг появится на пороге, снеся двери с петель и начнет швыряться в меня дымящимся ладаном.
Черт! У меня мозги заворачиваются от одного запаха Карамельки! А ее стоны и придыхание, эта дрожь горячего тела, вибрируящая под моими руками, - это просто невозможно! Это – больше, чем я мог бы себе представить в самом крышесносном эротическом сне!
Какая же ты сладкая, чертовка, хрипом расплываясь по бьющейся жилке на ее шее, провожу по ней языком.
Тело Карамельки дергается под моими руками, впечатываясь в уже охреневший от постояного раздутого состояния стояк.
– Я возьму тебя прямо здесь,- сам удивляюсь своей еще сохранившейся способности выплескивать слова, сжимая тугие соски Карамельки и просто дурея от ее запрокинутой головы и того, как судорожно она облизывает нижнюю губу.
Черт! Она таки реально снесет мне крышу на хрен! На все времена!
Руки начинают лихорадочно шарить по ее телу, захлебываясь от невозможности удовлетворить свое желание оказаться везде и одновременно, - и в ее сладком ротике, - таком влажном, что моя ракета уже начинает забиваться в истерической дрожи, на ее сосках под тихое всхлипывание припухших и чуть приоткрытых губ, на горячем животе, вздрагивающем при каждом новом касании к Лизе…
– С ума меня сводишь, Карамелька, - мой голос переходит на рычание, пока я начинаю жадно толкаться бедрами в ее прижатую ко мне промежность.
Что-то выдохнув, она, снова прикусив губу, начинает об меня тереться так, что вся длина моего вздыбившегося члена оказывается в плену гладкой кожи ее шоритков!
О, да – это тоже нереальное удовольствие, и я, пожалуй, совсем не против ощутить эту гладкость на своей освобожденной поверхности!
– Какая же ты сладкая, ведьмочка, - хриплю в ее ротик, снова забираясь туда языком и начиная свой бешенный марафон по траху ртами.
Мог бы – разорвал бы сейчас на ней эти блядские шортики, но кожа слишком плотная и рывкам не поддается. Ну, и я не хочу быть сейчас слишком грубым. Не для первого раза, по крайней мере.
Обхватив снова начавшую трепыхаться Карамельку под попу, бросаю ее на стол, смахнув на хрен все бумаги.
Она что-то бормочет, мотая головой, но все это уже не важно.
Я чувствую, как трепещет от моих прикосновений все ее тело, - и с полной уверенностью могу сказать, - она хочет меня не меньше, чем я ее. Любимые запонки готов поставить на то, что она там не просто мокрая, - наверняка там, под шортиками у нее уже хлещет нетерпеливыми и жадными волнами целый океан, истекая от бешенного желания почувствовать меня внутри!
Поэтому ее вялые, и совершенно непонятно, кому предназначенные протесты, меня уже не остановят!
Блядь, - да меня уже ничто не способно остановить!
Наконец справившись с замочком на ее шориках, стягиваю их до колен, отодвигая в сторону прозрачный клочок кружева, ничего на самом деле не прикрывающий.
Боже, как она пахнет!
Кажется, ее запах наполняет сейчас не только меня, прошибая насквозь и заставляя мой член уже забиться в истерике, а весь кабинет и весь мой дом! И он уже отсюда не выветрится никогда, как и из меня, отравленного им по самое некуда!
– Не надо,- бормочет Карамелька, пытаясь отпихнуть мою грудь своими смешными маленькими кулачками, как у котенка.
– Поздно, малыш,- хриплю, обхватывая ее руки одной ладонью. И заводя их ей за спину.
– Ты разбудила зверя.
И в том самый момент, когда я, в предвкушении своего самого большого в жизни кайфа, погружаю палец в ее одуряюще тугую влажность, ловя грудью возбужденное до дикости вздрагивание Карамельки и дурея от ее распахнувшихся и ставших совершенно одуревшими, глаз, - именно тогда происходит то единственное, на что я никак не могу забить!
Блядь! – хрипло рычу, вытягивая мобильник из заднего кармана.
Эта мелодия была специально поставлена для именно этого, самого важного для меня на сегодняшний день звонка. Специально, блядь, чтобы я, по своему обыкновению, не проебал его, если вдруг навалятся важные дела.
– Одну секудну, Карамелька, шиплю, прижимая ее к своей груди. – Два слова – и я весь для тебя.
=34
– Мистер Крушинин? – воркует в трубку голос с ярко выраженным акцентом.
– Да! – рявкаю я, не способный, кажется, перенастроиться от слова « совсем» и готовый вот именно в этот момент убивать каждого, кто хоть на сантиметр оттащит меня от вожделенной девочки.
– Мистер Джеймс заинтересован в ваших предложениях, - отзывается мне в ответ после долгой паузы явно удивленный голос.
Ну, да, - это я перегнул.На звонки из этой конторы не рявкают, а расточаются медом.
– Оу,- на миг прихереваю, - не дождавшись звонка на протяжении пяти дней, я уже и не рассчитывал на то, что алмазный король заинтересуется моими задумками, был готов к тому, что сейчас услышу вежливый отказ секретарши его секретарши, потому что приближенные к мистеру « Великие дела» не занимаются такими мелочами, как вежливые отказы.