Коненков
Шрифт:
Сохранился коненковский рисунок конца 1918 года, сделанный цветными карандашами на куске фанеры.
Разинский челн. В центре — «брови черные нахмурил» атаман. Справа от него, вся сжавшись, «потупив очи, ни жива и ни мертва», — персидская княжна. Их фигуры, особенно Стенька Разин, ярко раскрашенные, скульптурные уже в рисунке, «звучат» в полную силу. Разин здесь будто заглавный герой оперы, поющий фортиссимо арию-откровение. И лирическая партия княжны очевидна. Трагический этот дуэт тесным кольцом окружает хор разинских сподвижников. Они сидят за веслами и мечут гневливые взоры в сторону атамана и княжны. Над их головами светятся на сине-фиолетовом
Рисунок этот содержал зерно скульптурной композиции «Степан Разин с ватагою».
Дядя Григорий достал где-то маленькую печурку, от которой потянулись к потолочному окну железные трубы. Граждане волею председателя домового комитета Григория Александровича Карасева принялись организованно разбирать на дрова все деревянное — заборы, сараи, беседки. Добыча раскладывалась на несколько кучек. Жребий. Кто-нибудь из ребятишек отворачивается.
— Кому?
— Широковым.
— А эта кому?
— Сергею Тимофеевичу.
— Эта?
— Тетке Дуне.
Заготовленные Коненковым впрок «деревяшки» — стволы старых деревьев, пни и коряжины реквизиции не подлежали. В неприкосновенности они сохранялись и охранялись всеми жильцами дома № 9 по Большой Пресне все трудные годы военного коммунизма. Из этого драгоценного материала Коненков и стал создавать памятник Разину. Без глиняной модели, без гипса — набело, в большом, два с половиной метра, кряже он стал вырубать грозного атамана. Однако скоро ему стало чего-то не хватать: он ходил по мастерской раздраженный, нервный. Тот образ, что «реял» в его сознании вот уже несколько лет, нуждался в том, чтобы была для него опора на земле, в реальной действительности.
Гений Победы в мемориальной доске героям революции обрел зримые черты благодаря счастливо, в нужный момент пришедшему на память гобелену «Америка», который в далеком детстве видел Коненков в доме своей тетки Марии Федоровны Шупинской. Женщина из племени «Орла», гордая дочь североамериканских индейцев с венцом из орлиных перьев на голове дала толчок его фантазии. Тонкие шелка гобелена, вышитого крепостными девушками, подсказали — рельефная мемориальная доска будет цветной.
Теперь он надумал отправиться за вдохновением, за натурой к донцам-молодцам, в казармы красных кавалеристов.
В Моссовете дали адрес. В столице расквартирован донской казачий полк. «В самом деле, что Разин — один? — размышлял по дороге в полковой комитет, находившийся у Рогожской заставы, Коненков. — Разин — вожак. Он с товарищами, с «ватагою», с полком, с соратниками — на народе. Так и в песне поется».
Председатель полкового комитета Николай Андрианович Макаров — уважаемый среди казаков человек. Коненков стал растолковывать, в чем суть просьбы: так, мол, и так, нужны донцы-молодцы, чтобы было с кого снимать обличье Разина и его ближайших друзей.
— А кто его ближайшие-то друзья? — хитровато сощурившись, спросил Макаров.
— Про то тебе и казакам лучше знать… — пошел навстречу ему Сергей Тимофеевич.
— Верно. То память наша — донских казаков. А были в его челне, как про то деды сказывали, Ефимыч Рулевой, Митрич Борода, есаул Васька Ус, Петруха Губанов, татарин Ахмет Иванович.
— Товарищ председатель Макаров, а как же ты княжну-царевну не вспомнил? — подал голос бородатый рослый воин. — Тут-то Степан Тимофеевич
Радостно екнуло сердце: подтверждается. Нельзя без княжны.
Макаров откомандировал в распоряжение Коненкова полное отделение — десять казаков: и молодых, почти безусых, и бородатых ветеранов. Между ними шел долгий упрямый спор. Молодые говорили:
— Зачем Разина, революционного героя, в компании с бабой изображать?
На это бородатые витязи Октябрьской революции резонно возражали:
— Степан Тимофеевич сказал как отрезал: «Ничего не пожалею ради дружбы казацкой, ради товарищества», так и поступил, а раздор-то был из-за бабы, этой самой персидской княжны.
В споре горячились, затихали, заглядевшись на статуи в мастерской, бравые воины. Донцы-молодцы каждое утро приходили в мастерскую на Пресне. Нет, не позировать. Как им казалось, балагурить, бездельничать. Казаков, которых председатель Макаров направил в его распоряжение, скульптор пристально изучал и делал это незаметно. Только изредка просил:
— Постой-ка, Миша, здесь, у печки. Подбородок рукой подопри.
Смотрел с минуту пристально и отпускал богатыря Мишу:
— Ну довольно… Спасибо тебе.
Коненков, обладая феноменальной зрительной памятью, не нуждался в том, чтобы его модели позировали ему в застылом состоянии. Он изучал их в динамике, творя из многих состояний и черт человеческой натуры достоверные, полные жизни образы, как то делал Роден.
Скульптурная группа «Степан Разин с ватагою» озадачила современников смелостью, с какой подошел Коненков к решению задачи памятника. Не смог понять, почувствовать замысел скульптора Сергей Глаголь, писавший в это время монографию «Коненков» и видевший «Разина с ватагою» как в мастерской, так и на Красной площади, где группа была установлена 1 мая 1919 года для суждения о ней народа. Глаголю показалось, что Коненкова увлекла мысль просто создать картину, выражающую бесшабашную удаль и широкий размах, которые невольно связываются у каждого с представлением о вольнице, царившей некогда на волжском просторе, что он воплотил это свое представление в виде группы грубо высеченных из дерева и ярко раскрашенных условных фигур…
Большое видится на расстоянии.
Нормативность противопоказана искусству великих. Микеланджело, отбросив традиционную трактовку библейского мифа о Давиде и Голиафе, как апофеоза военной победы, изваял фигуру чистого сердцем юноши, вставшего с пращой в руке на защиту своего народа. «Давид» Микеланджело — символ искусства Высокого Возрождения, символ гуманистического взгляда на мир.
Роден поставил бронзовых своих героев — шестерых граждан Кале, принявших мученическую смерть во имя спасения сограждан, — на землю и тем приблизил монументальную скульптуру к людям, подчеркнув, что героем в любой момент может стать каждый, кто идет сейчас по улице города, работает в поле, торгует в своей лавке. Суть не в формальной находке — «спустил» бронзовых героев с высокого пьедестала на брусчатку городской площади, а в ясном видении задачи —.убедить средствами искусства любого и каждого в том, что патриотизм, казалось бы, отрешенно-возвышенный, недоступный толпе заключен в тех, кто «ходит» по земле, затерялся сейчас в толпе. Он подспудно живет в каждом из тех, кто пройдет по этой площади города Кале сегодня и завтра, будто невзначай вглядываясь в бронзовые лица, исполненные достоинства позы и жесты бессмертных «Граждан Кале».